Злой гений Порт-Артура

– Будет, но по старинке, оттого потери у него в дивизиях будут страшные! Мы себе такого позволить никак не можем – людской ресурс у нас крайне ограничен, нужно каждого солдата ценить, ибо как отрежут от Лаояна, то пополнений не будет.

– Можно подумать, что сейчас они есть… – Стессель выругался в три загиба, что случалось только в минуты сильного раздражения.

Действительно, вплоть до недавнего времени по железной дороге беспрерывно поступало пополнение, причем после специального отбора – самые молодые возраста запасных, недавно отслуживших, а потому ничего не забывших, муштрованных, еще здоровых и крепких парней, не дотягивающих до тридцатилетнего рубежа несколько лет. Потому, наверное, Порт-Артур так долго продержался в осаде – молодым ведь проще переносить тяготы, чем пожилым людям.

В мае поступающий контингент кардинально изменился: теперь степенные бородачи с сединой в головах стали нормой. Они давно забыли о воинской службе, на трехлинейку смотрели выпученными глазами, ведь в свое время они служили с берданками. Вливать таких запасных в кадровые полки было безумием, так как боеспособность батальонов резко снизится, да и скорость на маршах значительно уменьшится. А говорить о наступательном порыве вообще не приходится – хорошо еще, если в обороне будут устойчивы, не дрогнут и не побегут в первом же бою.

Пришлось прибегнуть к кардинальным мерам и резко ускорить переход к новой штатной структуре, убедив Стесселя перейти на «тройчатку» в подразделениях и убрав из дивизии один полк. Все просто: в каждом батальоне, а их в Восточно-Сибирских стрелковых полках по три, а не по четыре, как в пехотных дивизиях, в четвертую роту переводились все «старые» и немощные солдаты. И она выводилась за штаты. Зато в батальон добавлялась пока еще внештатная команда из полудюжины митральез конструкции штабс-капитана Шметилло с двумя траншейными пушками.

Охотничья команда каждого стрелкового полка удваивалась, в нее отбирали самых сметливых солдат и охотников, и тем самым она доводилась до штатов полнокровной роты. Которые, в свою очередь, оставив при полку четвертые взводы, сводились в егерские батальоны трехротного состава, которые усиливались нормальными пулеметами и двумя десантными пушками, переданными с кораблей. Именно на них делал ставку Фок. На маньчжурских сопках легкая пехота, вооруженная фактически горными пушками и станковыми пулеметами, могла доставить японцам массу неприятностей, а в борьбе за перевалы и тропы была настоятельно необходима.

Да и сами стрелковые полки получили значительное усиление, несмотря на некоторое сокращение штатов. В распоряжение командиров поступила полковая артиллерия – батарея из четырех старых 87-мм пушек, имеющая из боеприпасов не только шрапнель, но и гранату. А также пулеметную команду из четырех «максимов» на станках «полозьях» или треногах, причем к ним, как к пушкам, срочно изготавливали железные щиты, что должно было значительно снизить потери расчетов от осколков и пуль.

– Убедил ты меня, что и говорить. Теперь сам увидел, что твои предложения нужно внедрять…

– Лучше, Анатоль, нам про них промолчать до поры до времени. А как налицо будет позитивный результат, так через наместника и самим доложить о том наверх. И эти наши с тобой заслуги Куропаткин не присвоит себе – у него самого рыло в пуху будет!

– Нельзя так, Саша, о командующем-то. Хотя ты прав, конечно, такой бездарности армию доверять нельзя, людей погубит!

Стессель поморщился, но деланно, так, для вида и порядка больше, все же нельзя генералов «облаивать». Теперь о былом своем покровителе он высказывался нелицеприятно, косился на белый крестик Фока, который держался на шейной ленте, и завистливо вздыхал: когда еще золотое оружие с бриллиантами из столицы придет.

– А то, что батальоны стали чуть меньше, то во благо. Да и как смотреть-то, в каждой роте по полсотни китайцев будет носильщиками и нестроевыми, есть теперь кому раненых в бою носить и солдат на это не отвлекать. И учти, Анатоль, этих китайцев, как языку обучатся, а это будет быстро, можно смело в строй ставить – драться будут не за страх, а за совесть, ведь японцы их в плен брать не станут, живьем шкуру спустят!

– Уже матерятся как сапожники, собственными ушами слышал. Чему бы доброму научили, а то брани похабной!

– Зато государю верноподданные будут в здешней области, а прочих ты потихоньку выселишь. Так что ругань верной приметой будет – то наш китаез, а тот не наш, вот так и принимать будем.

– Ладно, пусть лаются, если для дела нужно, – рассмеялся Стессель. – И воюют пусть, хоть нашим солдатам жизни сберегут, а храбрых я крестами сам награждать стану. Зато потерь среди стрелков меньше будет. Хотя и батальоны поменьше выйдут.

– Зато огневая мощь не в пример усилилась! – усмехнулся Фок и перечислил старательно то, что проделано за горячие майские дни, что стоило ему немало трудов. И это при полной поддержке Стесселя и наместника, той самой, без которой все реформы так бы и застыли в первоначальном виде.