— А то у нас на стенах самострелов мало, — осуждающе покачал головой Семен, покатал на языке непривычное слово. — Машина… А ты у веча спросил, нужен городу такой дар? Твоя машина места займет с две избы, а тут у нас и так развернуться негде.
— Машина разборная, — спокойно ответил Игнат. — Время придет — глядишь, пригодится.
— А глядишь, и не пригодится, — продолжал ворчать Семен. — Помяни мое слово, только зря наше общее дело в расход ввел.
— Тот расход на меня запишешь, — ровно ответил Игнат. Семен отмахнулся.
— Вот, сейчас начнем рубели[64] считать. Ты просто в будущем дары городу поменьше размерами выбирай. Еще пара таких даров — и наши с тобой подворья в посад[65] переносить придется.
Телеги прошли. Вслед за ними потянулись повозки, крытые слегка выцветшими от ветра и дождей тканями необычной расцветки. Рядом с повозками шагал невысокий человек в цветном халате, шитом из дорогой канчи[66]. Его плоское лицо с раскосыми глазами было бесстрастно, словно вылеплено из желтой глины. На поясе у человека висел длинный прямой меч.
— А энтого ты не иначе как в Орде прихватил? — кивнул на человека Семен.
— Тоже нет, — ответил Игнат. — То не ордынец. То человек из страны Кара, по-нашему выходит Поднебесная.
— Я смотрю, ты с собой иноземцев со всего света собрал, — хмыкнул Семен. — Эти тоже все из-за Срединного моря?
Действительно, через город шли что повозки, что люди рядом с ними, ранее в Козельске невиданные. На голове одного из гостей были намотаны какие-то тряпки, причем намотаны плотно, на манер шапки. Другой гость на тонконогом злом жеребце был горбонос, одет в короткополую черную куртку, обшитую дорогой кольчугой, широкие штаны и сапоги с загнутыми кверху носами. На его поясе висел длинный кинжал, отделанный серебром и драгоценными камнями. Волов, впряженных в повозки, и своих молчаливых слуг погонял гость громко, гортанно и отрывисто. Ему вторили двое чернобородых соплеменников, ехавших чуть позади и одетых попроще.
— Любопытен ты шибко, братец, — рассмеялся Игнат. — Скажу лишь одно — это люди. Как и мы с тобой. Они к нам в пути пристали, так вместе и ехали всю дорогу. В городах торговали, на пропитание себе зарабатывали. И нам сподручней — чем народу больше, тем товар сохраннее что у них, что у нас. Время сам знаешь какое, на дорогах неспокойно. А пока вместе ехали, они помаленьку по-нашему разуметь стали. Особливо вон тот.
Игнат кивнул на человека в тюрбане.
— Летопись пишет, учен за морем, да и лекарь наизнатнейший. Так что после баньки да за столом сам у них все и расспросишь.
Замыкала обоз открытая телега, к которой был привязан человек. Руки его были растянуты между бортами телеги и примотаны к железным заушинам крепкими сыромятными ремнями. Кольчуга покрывала тело человека, словно вторая кожа. Видно было, что ковалась она искусным мастером на заказ и подгонялась точно по фигуре. Грязная, местами порванная белая накидка с большим черным крестом на груди была надета поверх кольчуги и перехвачена на талии кожаным поясом. Белый мятый плащ с таким же крестом лежал на дне телеги, частично прикрывая сваленные в кучу подшлемник, двустворчатые наручи, наплечники, наколенники и кольчужные чулки той же работы, что и сама кольчуга. Похожий на мятое ведро с прорезью для глаз шлем крестоносца перекатывался у ног хозяина, погромыхивая в такт подпрыгивающей на бревенчатой мостовой телеге и порой задевая за рукоять огромного двуручного меча, валяющегося там же. Тогда громыхание становилось громче, словно в пустое ведро долбанули ухватом.
Телега скрипнула — и остановилась. Обоз въехал в город.
Отрок, стоящий на посту возле большого железного ворота, навалился на рукоять. Медленно начали сходиться тяжелые створки городских ворот. В уменьшающуюся щель между створками было видно, как поднимается на цепях бревенчатый мост через ров — дополнительная защита ворот в случае штурма.
Видимо, услышав обрывок разговора двух братьев, крестоносец поднял голову. В зеленых кошачьих глазах пленника сквозило презрение. Он взглянул на братьев, на стоящего рядом с ними чернокожего воина, перевел взгляд на идущего впереди человека в тюрбане, тряхнул роскошными золотыми кудрями, которым бы любая девка позавидовала, и сплюнул в прелую солому на дне телеги.
— Хорошая компания, — негромко проговорил он. — Грязный мавр и неверный сарацин. И с ними их друзья — куча лесных язычников.
Семен показал глазами на привязанного крестоносца:
— А это кто? Тоже, что ли, торговый человек? Больно рожа у него разбойничья.
— А это натуральный разбойник и есть, — ответил Игнат. — Их последнее время на Руси полно развелось. Слышал я, будто они к Пскову и Великому Новгороду подбираются — Орда с одной стороны, Ливонский орден — с другой.
При словах «Ливонский орден» крестоносец поднял голову. Высокомерные черты его лица исказились гримасой ненависти.
— Что ты там протявкал об Ордене, собака? — крикнул он.