Злой рок

Черный цвет в деталях одежды удачно гармонировал со смолистыми нитями спадающих на плечи волос, со злато-карими зрачками. На чувственных красивых губах блестела красная помада. Классический тип жгучей брюнетки.

«Хороша ли твоя лапочка?» – вопрошали ее глаза. Она изящной, гибкой пантерой, жестами рук огладив бедра, остановилась перед любовником, гордая и красивая.

– Ты восхитительна! – произнес он, не сводя с нее глаз. – Ты – очаровательна, ты – прекрасна, ты – неповторима …

Он упорно подыскивал новые эпитеты, чтобы выразить свои чувства к ней. «Еще», – просили ее влекущие, зовущие в сказку блаженства теплые зрачки.

– Ты – божественна! – продолжил Герман.– Я сдаюсь, сразила меня наповал… я у твоих ног.

– Не прикидывайся праведником, – возвратила его в реальность Илона.– И не обольщайся, меня красивыми словами не обманешь. Знаю я вашу мужскую породу, все из одного теста. При каждом удобном случае готовы увязаться за чужой юбкой, только бы достичь заветной цели, завладеть сердцем и женским телом.

– Это не про меня, лапочка, – притворился он паинькой.

–Ты на евнуха совсем не похож, – махнула она небрежно изящной тонкой рукой.– Лучше поухаживай за своей лапочкой, накрой на стол. Там в холодильнике сыр, колбаса, рулет…

– С большим удовольствием, хотя это сугубо женская обязанность, но ради тебя я готов на все, – согласился Дробич и вышел на кухню. Он быстро сервировал стол, словно этим только и занимался всю жизнь.

– Ты без меня видно не страдала, не вижу в твоих глазах голода, – оценивающим взглядом окинул он ее привлекательную фигуру.

– Умелый мужчина, как скульптор, лепит женщину, превращая ее в прекрасную грацию, – парировала она его неуклюжий укор. – Я что ж, по-твоему, уже не гожусь в скульпторы? – обиделся он.

– Пока еще годишься.

– Это другой разговор. Вот выпьем и займемся лепкой.

– Смотри не надорвись, а то от скульптора одна глина останется, – сострила женщина и томно опустила накрашенные ресницы, дразня его губам, плавными движениями обнаженных рук. Капризно отвернулась в сторону.

– Обиделась? Не надо, лапочка,– Герман потянулся к ее упрямому, но нежному подбородку рукой с проявлениями ласки, но она отвела ее своей ладонью. На пальце сверкнул перстенек с рубином. Он поймал ее теплую ладонь и прикоснулся к ней губами. Но это лишь на миг поколебало решительность женщины.

– Надо!– твердо произнесла она.– Я не знаю, с кем ты еще обнимаешься. Надо, наконец, разобраться в наших отношениях. Герман, ты, то неожиданно появляешься, то вдруг куда-то бесследно исчезаешь. А я сижу одна, как дура, или соломенная вдова. Жду, когда ты изволишь приласкать свою лапочку. Зачем мне нужен такой непостоянный и непредсказуемый скульптор, который ко всем печалям еще может наградить какой-нибудь экзотической заразой.

– Я со путанами дел не имею! – резко возразил он. – Знаю себе красную цену и по мелочам не размениваюсь.

– Не сердись, это я на всякий случай, – вздохнула она и все же упрекнула. – Последний пеньюар обносился, а хочешь, чтобы лапочка была красивой и в постели бесподобной. Красота требует жертв. Может, сидишь на мели, тогда иди в бордель и поищи себе валютную топ-модель

– Замолчи, Илона!– вспылил он.– Ты ведь знаешь, как я тебя люблю и не позволю, чтобы кто-то другой прикасался к твоему божественному телу, ласкал его в любовном экстазе.

– Прости, Герман, я сгоряча, накипело, – призналась она. – Обидно, другие женщины в шелках и в золоте купаются, а я при своей прекрасной внешности влачу жалкое существование.

– Потерпи, лапочка, с деньгами у меня сейчас дефицит, – попросил Герман. – Скоро и ты будешь купаться в шелках, парче и золоте. Подруги твои лопнут от зависти.

– Сколько еще ждать и верить обещаниям? Лучшие годы уходят. – Ах ты, хищница моя,– ласково прошептал он.– Я хочу превратиться в скульптора. Ты не возражаешь?

Она промолчала, лишь стыдливо опустила взор. Они выпили по фужеру шампанского. И он сентиментальным голосом продекламировал:

Мне бы только смотреть на тебя,

Видеть глаз злато-карий омут.

И чтоб прошлое не любя,

Ты уйти не смогла к другому…

– Почему тебя вдруг потянуло на стихи?

– Потому, что Серега Есенин тоже очень обожал женщин, чего только стоит его роман со знаменитой танцовщицей Айседорой Дункан. Кстати, в ее гибели роковую, зловещую роль сыграл шелковый шарф, подаренный поэтом. Его концы запутались в спицах коляски и задушили красавицу. И произошло это уже после трагической смерти Есенина, повешенного в питерской гостинице «Англетер».

– Слышала я эту историю, – промолвила она. – Печальны, трагичны судьбы у многих знаменитых людей. Не пожелала бы я такую цену платить за всемирную славу.

Дробич сделал паузу, а затем продолжил, понимая, что попал в точку – поэзия была давней слабостью любовницы – натуры утонченной и доверчивой.