– Ради любви я был готов на все! – Хромов остановился и повернулся ко мне. Пришлось отвлечься от созерцания кабинета. – Это должен был быть я, как мы договаривались. Но я подвел, я подвел нас! Но у меня осталось дело его жизни – отомстить тебе за все, подвести к краю, как он говорил. Но ты… – он покачал головой. – …ты пробудила воспоминания. Я подвел нас. Второй раз подвел. Потому что ты особенная для меня… для нас. И всегда такой была.
Так мы далеко не уедем. Его, нас, подвел… чувствую, сидеть мне и до вечера слушать одно и то же по кругу. Хотя, даже в этом бреде присутствовали любопытные фразы. Хромов договаривался с Марком о чем-то? В том, что они общались, сомнений не возникало, связать меня со Славой Самариной этот шизик самостоятельно не смог бы, он не Катрина. Да и вообще он как-то слишком осведомлен о частной жизни Марка.
А Аверин окончательно и бесповоротно чокнулся, раз откровенничал с этим ненормальным.
– Марк случайно не намекнул, отчего собрался свирепствовать и мне мстить? – откинув голову назад и прикрыв глаза, поинтересовалась я.
– Ты вырвала его сердце, оставила умирать.
– Забавно, я всегда думала, что это он меня умирать оставил.
Вот тут недалеко все и случилось: мы приехали зимой в дом, вышли на прогулку до пирса. Точнее, я вытащила Марка с трудом, тогда у него совсем крыша ехала, но он проблемы в этом не видел. Мог неделями сидеть взаперти, играть на гитаре, запивать таблетки водкой. Мнил себя гением и творцом. Время шло, и из музы я превратилась в назойливую подружку, которая капала на мозги и мешала жить как нравится. Не принимала участия в веселье. А если и принимала, то весело с ней не было.
В тот день мы сильно поругались, как это часто у нас бывало. Даже расстались, что тоже дело обыденное. Мы расставались, мирились, всегда бурно и глупо. Он мог ударить меня, я – его в ответ. И это даже не казалось неправильным! Пока от удара Марка я не свалилась в ледяную воду. Зимой. Такое освежает.
И что я запомнила особенно хорошо, так это взгляд Аверина. Испуганный, трусливый. Он не позвал на помощь и не подумал помочь мне самостоятельно, он убежал. Цена «великой, не такой как у всех» любви.
– Ты прыгнула сама! – Похоже, Хромов в курсе событий.
– Конечно, в декабре так и тянет охладиться.
– Каждую песню он тебе посвящал. Никогда не забывал, думал каждый день. С ума сходил от воспоминаний. Разве это не любовь? Он не забывал, все его слова были о тебе, и пусть окружающие идиоты не понимали его мыслей. Думали, он вредит всем, потому что думает о тебе. Поменять солиста? Променять великого на какого-то наглого бесталанного американца? Но Марк стоял на своем, отвоевывал тебя каждый день, пусть и ценой карьеры. Его заметили как гения, таким он и остался. И в его последних словах столько чувств… поэтому ты и здесь. Его чувства путают мои.
Да, тут кто угодно запутается.
– Ведь это он должен сейчас быть здесь, с тобой. Разговаривать, злиться, любить… прощать. Он бы простил тебя, да? Не хотел, но простил бы. Мне всегда так казалось – он не устоит, забудет обиду. И вы снова будете вместе, уже навсегда.
– О моем прощении, как я понимаю, речи не идет.
– Ты была жестока, – покачал головой Хромов.
– А он разве нет? Хотел наказать меня, а доставалось другим?
– Они все подвели его! – Лже-Марк опять принялся нарезать круги. – Друг… разве можно остаться друзьями после всего? Как он мог… я видел вас там, на берегу – отвратительное зрелище, меня тошнило. Предательство. Друг оказался врагом. Такое не прощается, как думаешь?
Очевидно, мы друг друга не поняли. Я-то спрашивала о девушках, а Хромов ввернул про мнимую виновность Калинина. Наталкивает на определенные догадки.
В очередной раз парень прошел мимо меня, увлеченный рассуждениями. Стараясь не издавать ни звука, я поднялась, схватила со стола бронзового монстра и треснула начавшего поворачивать голову в мою сторону Хромова по щеке. Удар получился слабым, я добавила, уже под дых, второй раз сил не жалела, прямо как сам Хромов с дверью. Больно было, между прочим. Парень упал, отчаянно ловя ртом воздух, а я прошла к отцовскому столу. Выдвинула последний ящик, вытащила дно и достала пистолет. Нехитрый тайник, но еще в прошлый раз я убедилась: оружие на месте. И хорошо, что не вытащила.
Хромов как раз перестал пыхтеть и застыл на месте, во все глаза глядя на меня.
– Дипломатия состоит в том, чтобы гладить собаку до тех пор, пока намордник не будет готов. Слышал о таком, подонок?
– Но… как? – его взгляд упал на наручники, они так и остались висеть на батарее.