Злой рок. Политика катастроф

Впрочем, 2016 год преподал нам важный урок: следует очень осторожно относиться к данным, полученным в ходе опросов, если мы собираемся на их основании строить прогнозы о том, кто станет президентом США. Еще предстояло увидеть, сможет ли предвыборный штамп Трампа подорвать доверие к Байдену как к потенциальному президенту, — с тех пор, как Билл Клинтон в 1996 году подобным образом победил Боба Доула, эта стратегия стала классической для президентов, намеревающихся переизбраться на второй срок. А теперь этому могла послужить и «темная магия» социальных сетей, в дни Клинтона еще неизвестных. Несомненно одно: Трамп намного опередил соперника по расходам на рекламу в Facebook^♦[1349]. Важно и то, что Марк Цукерберг — в отличие от Джека Дорси, создателя Twitter, — по-прежнему противился любому редакционному вмешательству в политическую рекламу, вопреки настойчивым призывам, звучавшим и в самой сети Facebook^♦ и за ее пределами (предвыборный штаб Байдена вообще пошел в лобовую атаку)[1350]. И даже несмотря на то, что летом 2020 года Байден почти не показывался на публике в рамках своей кампании, избирателей все равно тревожили его возраст и психическая пригодность[1351].

Главная проблема кампании Трампа определялась просто. Пандемия, которую еще и сопровождают экономические локдауны, ведущие к рецессии, приносит вред очень многим — в самых разных смыслах. Некоторые из пострадавших никогда бы и не подумали голосовать за республиканцев, но после 2020 года они с большей вероятностью могли бы пойти отдать свой голос демократам. По всей видимости, это особенно справедливо, если говорить о чернокожих избирателях, чья низкая явка стала одним из самых заметных различий между 2016 и 2012 годами. И напротив, порой от пандемии и рецессии сильнее всего страдали стойкие консерваторы — но после того, что произошло в 2020-м, они могли бы не пойти голосовать за республиканцев; особенно это касалось пожилых людей, которых в канун выборов «накрыла» новая волна COVID-19.

Катастрофа может объединить людей и побудить к альтруистическому поведению. Так было и в 2020 году, чему есть свидетельства[1352]. Но американская пандемия поразила крайне неравное общество — и, как это обычно и бывает, усилила неравенство[1353]. В начале кризиса, когда казалось, что тесты на COVID-19 доступны только богатым, Трампа попросили прокомментировать эту ситуацию. Он выразил неодобрение, но добавил: «Возможно, такова жизнь»[1354]. Локдаун превратил страну в подобие скороварки. Стало меньше преступлений и дорожно-транспортных происшествий — но возросло домашнее насилие[1355]. Причиной избыточной смертности стал не только COVID-19 — к ней также вели сердечно-сосудистые заболевания и диабет, — скорее всего, потому, что люди избегали больниц и операций[1356]. Как и в Китае, стало больше проблем с психическим здоровьем и люди начали чаще злоупотреблять алкоголем или наркотическими веществами[1357]. Число случаев вероятной передозировки наркотиков в марте резко поднялось на 18 %, в апреле — на 29 %, а в мае — на 42 %[1358]. Как и в Англии, смертность в неблагополучных районах (таких как Бронкс) была примерно вдвое выше, чем в богатых (таких как Манхэттен)[1359]. Экономическая политика лучше всего справлялась с восстановлением уровня цен на финансовые активы, которыми в несоразмерно большей степени владеют обеспеченные люди, — а тем, кто не имел никаких сбережений, она почти ничем не помогла[1360]. И дело не только в том, что чернокожие американцы были намного более уязвимы перед COVID-19. Они сильнее пострадали и экономически: до пандемии уровни безработицы среди чернокожих и белых постепенно сближались, а теперь снова стали расходиться[1361]. Кроме того, в экономическом плане молодежь пострадала сильнее, чем старшее поколение[1362]. Женщины теряли работу чаще мужчин[1363].