Злоключения добродетели

2. Точно ли у меня больше не осталось ни родных, ни друзей, ни влиятельных покровителей – словом, никого, к кому я могла бы обратиться?

3. Знает ли кто-нибудь, кроме пастушки, что я собиралась отправиться в этот монастырь, и не назначила ли я ей встречу по возвращении?

4. Девственна ли я по-прежнему в свои двадцать два года?

5. Могу ли я утверждать, что никто не видел, как я входила в монастырь, и никто меня не сопровождал?

Я простодушно и без всякой задней мысли ответила на эти вопросы. Отец Рафаэль, казалось, был удовлетворен.

«Очень хорошо, – монах поднялся и взял меня за руку, – идемте, дитя мое, сейчас слишком поздно, чтобы являться пред ликом Девы, а завтра утром я доставлю вам смиренную радость встречи со святым образом; теперь позаботимся о сегодняшнем ужине и ночлеге».

Он повел меня к ризнице.

«Отчего же мы следуем туда, отец мой, – я не могла совладать с беспокойством, внезапно охватившим меня, – что мы будем делать в монастырских покоях?»

«А куда же вы хотите, очаровательная паломница, – спросил монах, отпирая дверь, ведущую в основное здание. – Вы что, боитесь провести ночь в обществе четверых монахов? О, вы убедитесь, мой ангел, что мы не такие уж святоши, какими можем показаться, и знаем, как позабавиться с хорошенькой девчонкой».

От этих слов я вздрогнула: о Небо праведное, неужели я снова стану жертвой собственной доверчивости и стремления к тому, что более всего чтимо религией, неужели я опять буду за это наказана, как за преступление? Тем временем мы двигались в темноте, наконец в конце коридора появилась лестница; монах подтолкнул меня, чтобы я поднималась первой, и, заметив мое замешательство, пришел в ярость:

«Грязная шлюха, – его вкрадчивый тон внезапно сменился на жуткую брань, – ты что, не понимаешь, что тебе некуда деваться? Черт возьми, ты вскоре увидишь, что лучше бы тебе остаться в воровской шайке, чем попасть в компанию четверых реколлектов».

Ужасные картины так быстро сменяли друг друга, что я даже не успела осознать сказанное Рафаэлем. Дверь открывается, и я вижу накрытый стол, вокруг – трое монахов и три молодые девушки. Выглядит все общество совсем непристойно. Две девушки, совершенно голые, заняты раздеванием третьей. Монахи почти в таком же виде...

«Друзья мои, – сказал Рафаэль, входя в зал, – нам недоставало одной – вот она. Позвольте я представлю вам редкий экземпляр: взгляните на эту Лукрецию, ей удается совмещать несовместимое – на плече она несет клеймо распутницы, а там, – продолжил он, сделав многозначительный непристойный жест, – там, друзья мои, неопровержимые доказательства воинствующей невинности».

Изо всех уголков этого странного приемного зала раздались раскаты хохота, а Клемент, которого я увидела первым, уже наполовину пьяный, выкрикнул, что не мешало бы тотчас же убедиться в этом.

Считаю необходимым прервать здесь рассказ, чтобы обрисовать вам тех, с кем я вынуждена была иметь дело, и вы представите себе, в каком положении я оказалась.

Поскольку вы уже знакомы с Рафаэлем и Клементом, я перейду к двум другим. Антонин, третий из святых отцов, – сорокалетний сухощавый мужчина небольшого роста, наделенный огненным темпераментом. Это был истинный сатир – похотливый, покрытый шерстью, как медведь, и отличающийся злоречивостью. Старейший обитатель монастыря отец Жером – шестидесятилетний развратник, столь же грубый и суровый, как Клемент, и еще более беспробудный пьяница. Пресыщенный обычными утехами, он прибегал к порочным и отвратительным извращениям.

Четырнадцатилетняя Флоретта, самая юная из девушек, была дочь богатого горожанина из Дижона. Ее похитили пособники Рафаэля, который, пользуясь своим богатством и влиянием в ордене, не пренебрегал ничем, что могло потворствовать его страстям. Это была брюнетка с прекрасными глазами, в чертах которой было немало пикантности. Корнелии было около шестнадцати – симпатичная блондинка с шелковыми волосами, ослепительной кожей и необыкновенно привлекательным станом. Дочь винного торговца из Осера, она была совращена самим Рафаэлем, который искусно заманил ее в свои сети. Омфала, высокая тридцатилетняя женщина с приятными нежными чертами лица, рельефными формами, пышной шевелюрой, необыкновенной красоты бюстом и ласковым взглядом, была дочь весьма состоятельного виноградаря из Жуаньи. Она вот-вот должна была выйти замуж за человека, который мог составить ее счастье, когда Жером обманом увез ее в возрасте шестнадцати лет из родительского дома.

Таково было общество, в котором мне предстояло жить, и такова была грязная позорная клоака, которую я приняла за тихое пристанище добродетели.

Итак, я очутилась в центре этого ужасного круга и мне дали понять, что самое лучшее в моем положении – подчиниться тем, в чьей власти я оказалась.