Злоключения на острове Невезения

– Снято хорошо, фрагменты нарезаны со смыслом. А от кадров «дороги никуда» со старушкой, которую ведут на заклание – просто мороз по коже. Кладбище – вообще бомба! Кто придумал на табличках писать, сколько люди на вашем Острове Невезения прожили?

– Те, кто хоронил.

– Ладно, давайте ваш монолог запишем.

– А вы ещё один фрагмент не смотрели.

Еще один мужик в это небольшое помещение протиснулся. Мальчонка включил звук. Дмитрий записал Лену, облокотившуюся на подоконник. За окном шумит дождь, она говорит:

– У нас ведь в Рясово фашист стоял полгода, я, конечно, не помню, маманька моя рассказывала. Говорила она, что не так страшны были эти ироды… про них всё ясно, они враги, они себя хозяевами чувствуют. А страшны свои, которые к ним переметнулись, они спешат урвать, пока их те или эти не придушили. Я сейчас гляжу и думаю: наши-то отцы за нашу землю полегли, и мы потомства не дали, а те, кто врагам прислуживал, своих детей-внуков научили, как нас душить, никого не жалея…

– Жесть, – пробормотал мальчонка в жилеточке.

– Лина, к вечернему блоку смонтируете? – спросил вновь прибывший.

– Да как же, а съездить?

– А давайте к квартире Щербатовой съездим. И к риелтору, – предложила Марья Кузьминична, смекнув, что новый мужик из начальства, и что получено добро. – Потолок-то побелят?

– И чайник подарят, – подмигнул он ей и вышел.

Когда они вернулись в деревню, у их палисадника надрывалась Наташа, пытаясь подозвать своего правнука, который носился с Нюсей вокруг колодезного ворота. Увидев Марью Кузьминичну, Нюся бросилась к ней.

– Так, внучка моя уже бесприданница.

– Чего?

– Чего-чего, съела ты своё приданое, да? Вон лицо и руки какие грязные да липкие.

– Да ладно, бабушка, не пойду я в замуж! Ещё конфеты ему отдавать и вазочку! Буду как мама без мужа!

– Ладно, пошли домой! Незамужним умываться всё равно нужно!

Во дворе их встретила Ольга:

– А мой где? Как съездили?

– Зимина завезёт и хлеб раздаст. Сейчас будет. Съездили нормально, сегодня по телеку нас покажут. У тебя что-то случилось? Ты вся вздёрнутая.

– Ника позвонила!

– Чего просит, денег или помощи?

– Она плакала. Говорит, они ей спать не дают, заставляют готовить и убираться, мальчики плачут всё время.

– Так в семье и бывает.

– Я позвонила Юльке, и она за ней приехала. Увозом забрала, с прогулки, безо всего. Юлька говорит, она дошла до крайней степени истощения. Увезла её на дачу к одним знакомым. Хозяйка – наша однокурсница, у неё и дети, и внуки… опытная. Вызвала своего врача. Она говорит, детям не хватает молока, а матери – отдыха. Ника спит уже четыре часа. Они одного мальчика ей поднесли, она кормила не просыпаясь, другого кормили уже детским питанием. Мне надо ехать!

– И что? Рванёшь к ней и будешь в попу дуть? Дмитрия побоку?

– Нет, что вы! Я поселю её в своей квартире, буду приезжать, чтобы помочь, но жить я буду с Димой. Только откормлю её немного и подлечу.

– Хочется верить.

Вечером смотрели телевизор. Сюжет в 7 минут: на фоне съёмок Дмитрия Ангелина скороговоркой дала краткую характеристику деревне, историю риелторских афер и их итог, потом рассказала о последней сделке. В конце она обратилась уже с экрана с вопросами: кто виноват и что делать?

Кроме Марьи Кузьминичны, никому это не понравилось. Зимин кричал, что надо было идти прямо к бесноватому кандидату; Лена до слёз обиделась, что её «снимали неприбранной»; Паня, кажется, обиделась, что сняли именно Лену. Всех пришлось утешать. Только Нюсе всё понравилось:

– Не ругайся, дедушка Зимин! Очень красивое кино! Деревня наша красивая, баба Лена такая красивая, старенькая бабушка Раиса Тихоновна очень красивая. А я с графскими брюликами совсем красивая!

Назавтра Ольга и Дмитрий уехали. Марья Кузьминична взяла с них обещание звонить, но понимала, что это всего лишь случайное знакомство, которое продлится некоторое время в виде коротких звонков и СМС, а потом сойдёт на нет.

Было раннее утро. Самое время пополоть, пока дети не проснулись. Но Марья Кузьминична вздохнула, взяла аптечку и пошла по деревне мимо Паниного дома. Постучала. Дверь оказалась незапертой.

– Давай-ка давление померю.

– Зачем?

– Давай-давай. Ну, ничего. Ты не закисай, иди на прополку, – посоветовала она, положила тонометр в сумку и пошла к дверям.

– Уехали? – прозвучал вопрос.

– Зря ты. Открылась бы. У тебя внучка, два правнука. А у Олечки твоей и мать, и отец живы. Она бы обрадовалась!

– Нет, не могу! Ни ему, ни ей.

Марья Кузьминична вздохнула и повернула к дому.