В последующие дни Щербатов развил бурную кляузную деятельность. Он написал заявление в прокуратуру; он давал интервью в прессе; он разместил материалы о «Золотой розе Екатерины II» на сайте своей дворянской организации: фотографию Раисы Тихоновны 50-х годов с приколотой розой, фотографию её матери 30-х годов, где она тоже была с брошью, только на голове и, что самое неприятное – фотографию Нюси с розой на фартуке.
Тимофей, показавший эту электронную публикацию Марье Кузьминичне, сказал:
– Абсолютно не дворянские физиономии. Эта – типичная комсомолка, а Раиса наша в молодости – просто провинциальная мещаночка. Самое благородное лицо тут у нашей Нюси.
Марья Кузьминична была на пределе. Когда к ней приехал следователь, она спросила:
– В чём меня обвиняют? Я подделала ювелирное изделие?
– В том, что не подделывала, я точно уверен. Но, может быть, кто-нибудь, пока вещь была у вас, её подменил?
– Там искусствовед был. Он сказал, что вещь относится к концу девятнадцатого века. Выясняйте, кто подделал эту вещь сто с хвостиком лет назад и гонялся за владельцами, чтобы подменить.
– А откуда вы узнали, что это хрусталь? Все утверждают, что вы сказали это ещё до резолюции искусствоведа.
– Смотрите, вот фотография моей внучки и Щербатова рядом с ней. Это в доказательство того, что брошь она дала ребёнку сама.
– Она мне это подтвердила: подарила и назад не возьмёт. Но теперь этот… её внук требует признать её невменяемой!
– Вот пусть сначала признает! А пока он вывешивает в сети Нюсенькину фотографию как доказательство того, что роза похищена! А спокойно стоящую рядом бабку отрезает! Так вот, снимал их один знакомый, майор столичной полиции, между прочим. А его жена, известная художница и лауреат различных художественных премий, причёсывала Нюсю и поправляла на ней одежду перед съёмкой. И сказала мне: верните цацку от греха, это золото с хрусталём и стоит от нескольких тысяч до нескольких десятков тысяч.
– А не могла она…
– Хватит! Они приехали писать пейзажи и ловить рыбу за несколько дней до того, как бабку к нам привезли! Совершенно случайно здесь оказались!
– Не обижайтесь, никто ни на кого из вас не думает! Эти самодельные дворяне готовы любого с дерьмом смешать, чтобы доказать своё высокое происхождение. У него нет никаких доказательств, что эта побрякушка драгоценная была. Пусть в девятнадцатом веке концы ищет. Я своё дело сделал: вас опросил. Извините за беспокойство.
Наконец-то в Утятине открыли после ремонта детский садик. Сначала Наташа хотела приехать за детьми, но потом Марья Кузьминична решила отвезти их сама. Позвонила Женя, похвалилась, что у неё в гостях сын, и пригласила повидаться с приехавшим.
Марья Кузьминична уже больше года не виделась с собственным сыном. Она по-прежнему была в обиде на него, ведь он даже не пытался с ней связаться, но понимала, что повидаться надо. Остановилась у золовки, а та заранее предупредила Вову, что мать придёт в гости вместе с ней и сыном. Визит прошёл натянуто, но при тётке и двоюродном брате отношения выяснять никто не пытался. Назавтра даже договорились, что бабушка заберёт внука из садика пораньше и сводит его в цирк шапито. Не сказала она только, что вместе с ними пойдут Вова и Нюся.
Нюся в ожидании представления так возбудилась, что практически не спала после обеда. Только задремала и тут же вскочила:
– Мы не опоздаем?
Вова засмеялся, хотя и сам к выходу приготовился заранее, нарядился сразу после обеда. Марья Кузьминична махнула рукой и сказала:
– Давайте перед цирком ещё куда-нибудь сходим! Например, в музей.
Ребятишки застряли прямо у входа перед чучелом медведя. А Марья Кузьминична прошла чуть дальше и увидела свою сверстницу, работницу музея Елену Игнатьевну. В школе они учились в разных классах, не дружили, но общались нормально. И сейчас остановились, обмениваясь новостями. Потом Елена Игнатьевна посмотрела на Нюсю, прилипшую к коллекции бабочек и заскучавшего рядом с ней Вову и сказала:
– Раз времени у вас сегодня мало, пойдём посмотрим один только зал – крестьянского и помещичьего быта. Лапти и бальные туфельки, коклюшки и дуэльные пистолеты – это всем интересно.
Она показала на дверь рукой, и Нюся побежала впереди. Женщины не спеша двигались за детьми. В зале дети переходили от витрины к витрине, то и дело останавливаясь, а они встали у входа, продолжая разговаривать. Скользя взглядом вслед детям, Марья Кузьминична вскрикнула. На стене висел портрет молодой девушки в бальном платье с шарфом, приколотым к рукаву золотой розой.
– Что? – испугалась Елена Игнатьевна.
Марья Кузьминична включила телефон и показала фотографию Нюси с розой.
– Откуда у тебя это?
– Некогда рассказывать. Кто эта девушка?
– Это работа художника Петра Лукьяновича Алексюты. Примерно 1910 год. Ирина Владимировна Барташевская, племянница последнего владельца имения Озерки.
– Они имеют какое-нибудь отношение к Щербатовым?
– Князьям? Вряд ли. Барташевские не слишком родовиты были.
– У нас с этой розой связана очень неприятная история. У вас тут нет интернета?
– Конечно, есть.