Возможно, армадокийцу было скучно вот так растрачивать свое время, все же он являлся одним из агентов, приближенных к шефу разведки, но ни разу ни словом, ни делом де Рахальеза не выдал такого своего отношения. Он жил, играя на сцене, известной как Валемар, всегда веселый, обходительный и острый на язык, а порой еще и дерзкий — пару раз именно из-за него Тобиус оказывался втянут в кабацкую драку и применял отточенные с Люкой навыки. Дези нравился серому магистру, хотя тот сам не пожелал бы этого признавать, и чем сильнее он привыкал к напарнику, тем чаще и яснее замечал кратковременные приступы тревоги, которыми тот страдал. В такие моменты Дези становился мертвенно-бледным, глаза лихорадочно блестели, кожа покрывалась холодным потом, а губы растягивались в одну бескровную нить.
Однажды, сидя в трактире за очередным ужином, Тобиус попытался незаметно применить на Дези диагностические чары, взглянуть внутрь организма, разобрать состав крови, изучить состояние органов, но не преуспел. Что же, в принципе было неудивительно, что агенты разведки, тем более вполне высокопоставленные, имели при себе артефакты, защищавшие от магического изучения.
— Не надо так больше, — тихо произнес армадокиец, до того на несколько мгновений замерший с напряженным лицом.
— Прости, — тихо ответил Тобиус.
— Прощаю. Но впредь прошу, чтобы ты больше так не делал, ми амальго.
— Больше не буду. Хотя как целитель советую тебе обратиться к кому-нибудь сведущему в медицине. Я давно…
— А я еще дольше, — раздраженно бросил Дези, нервными движениями разрывая хлебную лепешку. — Это мое дело, ми амальго, и если ты уважаешь меня, то прошу, не лезь в него.
— Хорошо. Твоя жизнь — твое дело.
Тем вечером они, как и прежде, распрощались неподалеку от дома-колодца[53]
, в котором жил Тобиус, и небольшой остаток пути волшебник проделал самостоятельно.Выйдя в город, он уже не возвращался во владения Паскаля Мерата, чему был рад, — ведь там над особняком довлели массивные и весьма искусные чары, которые не позволяли ему, Тобиусу, даже стороны света ощущать. То есть они просто-напросто отнимали от рождения данную волшебникам возможность определять свое положение в пространстве и чувствовать ток времени. Серый магистр, конечно, понимал, что все люди живут именно так, и ничего, не тужат, но ему в гостях у Мерата становилось крайне неудобно. А еще там ему снились кошмары.
Каждую ночь, проведенную под крышей особняка, он просыпался в холодном поту и наверняка успел бы поседеть, кабы уже не был сед. Райла продолжала взывать к нему из темной глубины, истерзанная, жалобно умоляющая, а он… был бессилен. К счастью, в столице мучения отступили, и единственное, с чем Тобиус мог связать эти жуткие сновидения, было именно тлетворное воздействие защитных чар.
Чтобы попасть к себе в квартиру, обитатель дома-колодца обязан был пройти сначала во внутренний дворик, ибо никаких отдельных наружных входов эти старомодные постройки не имели. В свою очередь сей путь во всех домах перекрывали настоящие ворота, обычно деревянные, но подчас кованые и охранявшиеся дежурным жильцом.
— Вы не любите приходить рано, месье, — пробормотал Пьер Вудье, отпирая замок и впуская Тобиуса, — а ведь на улицах опасно. Особенно по ночам.
— Никто не позарится на скромного золотаря.
— И все же береженого Кузнец бережет.
Тайный кабинет снимал для своего нового агента целых две комнаты, в которых тот вполне свободно разместился. Проводя дни в городе, по возвращении волшебник обычно принимался корпеть над своей книгой заклинаний либо закрашивал лезущую седину гоблинской алхимической краской — черной, самой дешевой и простой. Этот цвет не имел ничего общего с тем иссиня черным оттенком, который Тобиус когда-то имел, но все равно, изредка поглядывая в зеркало, он вдруг замечал, что выглядит моложе привычного, и лишь две складки, две "дороги слез" напоминали о годах боли и мучений, о бегах и блужданиях. Да и глаза… глаза тоже ничего не забыли.
— Я дома.
Волшебник закрыл за собой дверь, стянул опостылевшие плащ, шляпу и перчатки, нащупал на ближайшей полке подсвечник и зажег свечу. Слабый огонек осветил его аскетичное жилье, заставив скудный интерьер отбрасывать неверные тени.
— Я дома, Лаухальганда.
Когда Тобиус впервые явился в это место, дотоле долго не напоминавший о себе компаньон решил все же выбраться на волю и облюбовал один из пустых углов. На свое имя он не откликался, а когда маг подходил слишком близко — начинал шипеть.
— Клянусь, ты начинаешь меня беспокоить. Что в тебя вселилось?
Но Лаухальганда упрямо продолжал лежать в углу, поджав уши, и ни на что не реагировал.
— Тобиус?
Посох появился в руке волшебника мгновенно, но почти сразу он успокоился — в голове вспыхнул контур сигнария Талбота Гневливого.
— Ваше могущество? Давно не слышал вас.
— Исходя из того, что ты сейчас в Парс-де-ре-Нале, вижу, что цель достигнута.
— Ну да, до столицы добрался.
— Пахучий городок, верно?
— Бывали здесь?
— О, да. Они до сих пор мочатся на улицах?
— Национальная традиция неискоренима.
— А река все так же отвратительна?