Злом за зло (Драконоборец - dark edition)

Мерат захрипел. Черный человек приблизился и склонился над прикованной к каменному столу жертвой.

— Смерти…

— Не надо молить о милосердии, — ответил изверг, — у меня его нет для вас. Для других людей есть, а для вас нет. Смотрите веселее, монсеньор, вырезать кости из ваших ног я уже закончил, скоро мы перейдем к рукам.

Мерат застонал, и из его глаз покатились слезы.

— Не беспокойтесь за свою жизнь, монсеньор, я тщательно слежу за состоянием органов, за кровеносной системой и не дам вам умереть. Самым сложным будет — разделить и вынуть череп, так чтобы не убить мозг, чтобы вы оставались в сознании и все чувствовали. Казалось бы, это просто невозможно, но ведь с мадемуазель Беатрис все получилось, верно? Посмотрите, она жива и даже может наблюдать, как я работаю над вами.

Мерат, из которого одну за другой вытаскивали кости, зарыдал горше, вспомнив об участи сестры. Он не хотел, не мог смотреть на тот бесформенный кожаный мешок, в котором теперь содержались ее внутренности. Тот живой и все чувствующий мешок, которому его самого уподобляли все сильнее с каждым часом этого прижизненного Пекла.

— Ну-ну, — строго укорил изверг, — не надо плакать, не надо чувствовать себя жертвой. Вы не заслуживаете сострадания и жалости, ибо пожинаете то, что сеяли, и жатва сия будет обильна. Как мне напомнили недавно, Молотодержец рек: "Судите их по делам их и воздавайте им по делам их", - но еще он сказал однажды: "Платите добром за добро, и добром же за зло, дабы зло само изжить из душ людских". Н-да, с последним вышла накладка, ведь я плачу вам злом за зло. — Глаза вспыхнули ярче, а потом сильно потускнели. — Все так запутанно и противоречиво в Писании… Меня удручает то, что я не настолько хороший человек, насколько хорошим хотел бы быть. Но меня радует то, что я намного лучше, чем мог бы быть, кабы не хотел быть более хорошим человеком.

— Умоляю…

— Вам не стоило вертеть мною как игрушкой в своих грязных делах. Вам не стоило обрекать на гибель Мистакор. И уж конечно вам не стоило пытать и насиловать дорогую мне женщину… да, совершенно определенно, не стоило вам этого делать. Когда я увидел, что вы натворили, первой мыслью было сжечь вас живьем. Второй — собственными зубами содрать плоть с ваших костей. Благо я не зверь какой, умею брать себя в руки и действовать обдуманно. Сначала пришлось отыскать де Рахальезу, этого великолепного мастера шпаги. Я раздробил ему кисти рук, чтобы он больше не являлся мастером чего бы то ни было, а потом вырвал глаза и язык, ибо он видел, но не сказал. Вы такой мягкости от меня не дождетесь. — Огненно-золотые глаза приблизились к самому лицу Паскаля Мерата, горячее дыхание коснулось его мокрой от пота и слез кожи. — Когда выну из вас череп, я вместе с сестрой уложу вас в специальный котел и начну сращивание тканей, сделаю единым целым, коим вы так отчаянно пытались стать всю жизнь, двумя разумами в одном куске плоти. Я пропитаю вас особыми заклинаниями и заставлю органику непрерывно обновляться, то бишь погибать и возрождаться вновь в нужном мне виде, дабы я смог собрать достаточно новых розовых мышц, нервных волокон, кожи, других органов. Я использую вашу органику как материал для восстановления ее тела. Эту будет превосходным примером высшей справедливости для всех. Правда, вам с сестрой будет больно, как будто вы попали в гномскую камнедробильную машину, но я с благодарностью приму эту жертву. И вот что еще, даже когда вы больше не будете мне нужны, я не позволю вам умереть. Нет, я замурую вход, спрячу все следы, чтобы никто не отыскал, и уйду навсегда. Вы же проведете здесь годы, будете "перемалываться" до тех пор, пока не забудете, кем вы были.

— Господи… Господи…

— Не надо поминать его всуе. Здесь и сейчас нет бога, нет спасения, нет милосердия. Есть только я, моя ненависть и ваше искупление. Продолжим, пожалуй, мне как раз приглянулся мизинец вашей левой руки.

Тобиус сидел на раскладной лесенке фургона, который цитаро отдали ему, смотрел, как играли с Лаухальгандой дети под моросным дождем, и курил трубку. Он делал глубокие затяжки и подолгу держал пряный горячий дым в легких, жмурясь от удовольствия. Мир пах осенней слякотью, лошадьми, табаком и жареными ежами. Кто-то пиликал на скрипке и пел.

— Здравствуй, Годявир.

— И ты будь здоров, Цагар, — флегматично ответил Тобиус цитару, присевшему рядом.

— Неспокойные времена настали, — без предисловий сказал Цагар, — война на западе, говорят, уже началась, король день ото дня становится все безумнее, и земли эти не ждет ничего хорошего. Аламут должен двигаться дальше.

— Понимаю, — кивнул Тобиус, который знал, что из-за него цитаро простояли на холме Силеи уже целую лишнюю неделю.

— Мы хотим знать, отправишься ли ты с нами в земли Шехвера и Димориса? Ты друг нам и очень полезный человек в аламуте, было бы хорошо…

— Нет, Цагар, не смогу.

Предводитель цитаро крякнул и поднялся.

— Аламут двинется завтра по предрассветным сумеркам. Если повезет, успеем выйти к шехверским границам до первого снега.