Зловещая долина. Что я увидела, попав в IT-индустрию

В ту пору корпорации раболепствовали перед молодежью. Технологические компании импортировали со всего мира свежеиспеченных компьютерщиков, селили их в меблированные квартиры, оплачивали им кабельное телевидение, Интернет и сотовые, давали в знак благодарности стотысячные подъемные. За программистами хлынули непрофильные саквояжники: бывшие аспиранты, учителя средних школ, государственные адвокаты и камерные певцы, финансовые аналитики, конвейерные сборщики и я.

Вновь через сайт взаимного подселения я сняла спальню, на сей раз в Саут-оф-Маркет, в паре кварталов от офиса. Комната в двухквартирном доме с выходом на бетон внутреннего дворика и мимо мусорных баков в переулок. С такой же невесомой сборно-разборной мебелью, как в спальнях половины подруг в Бруклине. Хозяйка, предпринимательница в сфере возобновляемой энергетики, писала, что ее никогда нет дома.

Несколько небольших коробок с моими книгами, постельным бельем и одеждой уже ждали в подсобке аналитиков. Корпоративные подъемные я экономила. Суеверно опасалась, что, если потрачу слишком много, мне дадут от ворот поворот. Не хотела, чтобы мое новое начальство считало меня легкомысленной. Кто-то приобретал новую мебель, закупал еду и на несколько недель вперед платил за квартиру, но я к такому не привыкла. Я продолжала мыслить издательскими самоограничениями.

Сайт взаимной субаренды создавал иллюзию моей успешности. По всему миру подселенные выдавливали остатки зубной пасты из тюбиков незнакомцев, мылись в душе мылом незнакомцев, спали на наволочках незнакомцев. А я просто снова спала в чужой кровати, неуклюже меняла рулон в чужом держателе туалетной бумаги и пользовалась чужим вайфаем. Мне нравилось изучать чужой набор продуктов в холодильнике, судить о чужом барахле. Мне в голову не приходило, что сайт взаимного подселения может привести к росту арендной платы, съезду хозяев или уничтожению той самой аутентичной среды, которой он, собственно, и торговал. Скорее чудом казался тот факт, что все функционировало, а меня никто не убил.

Перед выходом на работу я дала себе пару дней осмотреться. По утрам покупала кофе в ландромате, искала в приложении обзоров места, где поесть, и возвращалась в свою спальню. Остаток дня проводила за чтением технической литературы по аналитическому программному обеспечению и паниковала. Документация была непонятной. Я не понимала, что такое и для чего нужен интерфейс прикладного программирования. Не знала, как мне удастся оказать или хотя бы сымитировать техническую поддержку инженерам.

Ночью накануне первого рабочего дня, слишком растерянная и обескураженная, чтобы уснуть, я просматривала отзывы о комнате предыдущих постояльцев и поняла, что квартира принадлежит одному из соучредителей платформы взаимного подселения. Я прочла его интервью с подробным рассказом о том, как желающие могут пойти по его стопам и стать предпринимателями или «сопредпринимателями», как он их называл. На видео с одной технической конференции, нервно дыша в микрофон, он поведал, что вместе с еще двумя соучредителями собрал свыше 100 миллионов, а инвесторы отчаянно пытались всучить больше.

В поисках намека на преуспевание я оглядела голые стены, покосившуюся дверцу шкафа, решетки на окне. Но в этой комнате соучредитель давно не жил. Переехал в набитый произведениями искусства роскошно переделанный склад близ своей конторы. Слинял без следа.

Аналитический стартап производил продукт, подобный мотыге в годы золотой лихорадки – за что, собственно, находчивые венчурные капиталисты его и полюбили. Историки золотую лихорадку оценивают негативно, но в Кремниевой долине преуспевающие употребляли ее метафоры с гордостью. Мотыга считалась товаром из разряда «бизнес для бизнеса» – не услуга, но инфраструктура. В Нью-Йорке стартапы стремились опереться на культурное наследие города, предоставлять медийные и финансовые услуги, а чаще всего создавать изящные интерфейсы для продажи тех вещей, покупка которых в иных местах потребует немалого времени, денег, энергии или вкуса. То же самое было справедливо и для области залива Сан-Франциско, где в попытке потеснить утвердившиеся технологические компании разработчики программного обеспечения создавали инструменты для других разработчиков программного обеспечения.

Это была эра big data, больших массивов сложных данных, обработку которых облегчала стремительно ускоряющаяся вычислительная способность компьютеров, а хранение – новомодная облачная технология. «Большие данные» охватывали сферу науки, медицины, сельского хозяйства, образования, охраны правопорядка, разведки. Верные результаты ценились на вес золота, они вдохновляли на создание новых товаров, раскрывали психологию потребителя или рождали гениальные, предельно адресные рекламные кампании.