Зловещий лабиринт

Садовский энергично стартовал, свернул в переулок. Оперативники расслабились. Их никто не преследовал. Значит, списали доктора и забыли пустить в расход? В этом имелся резон. Пару лет назад специальные службы такого бы не допустили, ловили бы пришельцев на живца. Сейчас им стало не до этого. Курляндский котел – последний оплот фашизма в мире, головы нацистов забиты другими мыслями… Но волнение не проходило. В центральной части поселка стояли немцы. Машина с номерами управы Лиепаи могла привлечь внимание. Выезжать на шоссе не хотелось. По улицам расхаживали солдаты с повязками на рукавах. Проехала колонна мотоциклистов. Мощные «БМВ» окутались ядовитым дымом. Вездеходы везли зачехленные полевые орудия.

Карта городка снова рябила перед глазами. К северной окраине можно выехать другим путем. Садовский направил «Опель» в узкий проезд. Разъехаться двум машинам здесь было невозможно, и пикап на другом конце проезда, набитый вооруженными людьми, терпеливо ждал. Это были патрульные из латышского легиона. Двое покинули грузовик, чтобы остановить машину, но передумали, увидев, кто сидит внутри. Садовский обогнул застрявший грузовичок, свернул на примыкающую дорогу. До шоссе не дотянули – подвернулся проселок, ведущий в лес. Доктор Гринбергс, съежившись, смотрел на собственные колени. Он ничего не замечал, проигнорировал пару реплик на русском языке – до сознания ничего не доходило. Данной дорогой части умирающего режима не пользовались – их устраивало гладкое шоссе, идущее параллельно. Машину затрясло, деревья замелькали. Влад обернулся. Отдалялся населенный пункт, делались игрушечными жилые дома. Высилась башня собора, напоминающая фигуру шахматного слона.

Дорога была пустынна. За поворотом Садовский съехал с колеи, загнал машину за гущу деревьев, напоминающих орешник средней полосы России. Заглох двигатель, и стало тихо. Любопытные взгляды перекрестились на докторе Гринбергсе. Ученый медленно поднял голову, уставился в лобовое стекло. Что-то диссонировало с его представлениями о ближайшем будущем. Он облизнул пересохшие губы.

– Что это значит? Хотите расстрелять? Но я не понимаю…

– Ваши коллеги из Вентспилса передают вам горячий привет, господин Гринбергс, – вкрадчиво сказал Дымов.

– Что?! – Доктор задрожал, сглотнул, стал энергично растирать вспотевший лоб.

– Вы слышали. Это был пароль. Озвучьте отзыв. Впрочем, не утруждайтесь, мы видели ваши фото.

– Подождите… – Эмоции стремительно меняли немолодое лицо, – Хотите сказать, что вы… О, Иисусе… Ну, конечно же… Мои коллеги никогда не жили в Вентспилсе…

– Хорошо, – улыбнулся Влад. – Далее можете не волноваться, господин Гринбергс. Советская контрразведка, майор Дымов. Вы ждали нас после того, как вас покинули представители нашего разведывательного ведомства, не так ли? Не обращайте внимания на маскарад, так надо.

– Вы не представляете, как я испугался… – Доктор обильно потел, теперь его обуревали совсем другие эмоции. – Решил, что вы из гестапо, а больше всего на свете я боюсь боли… Это карма, господа, – обладаю пониженным болевым порогом. Но почему вы сразу не сказали, кто вы? Зачем мучили, чуть не довели до инфаркта…

– Прошу прощения, вы сами виноваты. Пустились в бега, пришлось вас отлавливать. Слишком много посторонних глаз и ушей вокруг, понимаете? Латыши ведь продолжают докладывать в полицию обо всем, что им кажется подозрительным?

– Да, вы правы, это традиция нашего народа. – Доктор неуверенно улыбался. – Возможно, я вел себя глупо, но, когда увидел ваши мундиры… Простите, сам виноват.

– Вы хорошо говорите по-русски.

– А также по-немецки. Не скажу, что обоими языками владею в совершенстве, но…

– Позднее об этом поговорим. За вашим домом не наблюдали?

– Нет, не заметил. Две недели назад руководитель лаборатории Мартин Абель объявил, что больше не нуждается в моих услугах, я получил при увольнении неплохую сумму в рейхсмарках… И уволили не только меня. Они сказали, что свободен, и я перебрался из комнаты на объекте «Тихая волна» в свой дом в Ульве, где последний год почти не появлялся. Сначала было не по себе, боялся, что убьют… Видимо, доктор Абель погряз в других делах. Потом была встреча с вашим человеком. Шевелилась мыслишка, что он подставной, из гестапо, хотя и ума не приложу, к чему такие сложности… Нет, я уверен, что за моим домом не наблюдали.

– Вы женаты? Есть семья, дети?

– Жена умерла восемь лет назад, она постоянно болела. Сын живет в литовской Клайпеде, он медик, еще молодой, в армию не взяли из-за плохого зрения. В последних письмах писал, что все нормально, но уже неделю не получаю от него корреспонденции, сильно волнуюсь.

– Уверен, что с вашим сыном все в порядке. Вы подтверждаете свое намерение сотрудничать с советской стороной?

– Да, конечно, как не подтвердить? Я уже дал свое согласие. Вы даже не представляете, какие мерзости учиняли здесь нацисты, а я был тому свидетелем и при этом не мог ничего поделать. Я просто обязан искупить свою вину.

Действительно, как может советский человек представить, какие мерзости учиняли фашисты?