Злые белые пижамы

Вместо большого банана я чувствовал себя больше похожим на кирпичную башню, переворачивающую себя, с грохотом обрушивающуюся на землю в тучах пыли. Когда спина ударяется о землю, одна рука должна быть вытянута и шлепать по мату для того, чтобы смягчить удар от падения. Эффективность шлепка полностью зависела от его своевременности, а у меня как раз с этим было плохо.

Сальто* — один из ключевых моментов в айкидо Ёшинкан. Иногда, когда тебя бросают слишком жестко и слишком быстро, нет времени сделать безопасный прямой кувырок. А в некоторых техниках, в бросках за запястье, например, если ты не сделаешь сальто, твое запястье, или предплечье, или ключица будут сломаны.

У Торчка, большого неуклюжего полицейского с тоскливым выражением лица, чьи одеревенелые и упертые движения обеспечивали разнообразные насмешки учителей и коллег-иностранцев, были реальные проблемы с кувырками. Он переворачивался и обрушивался вниз так, что весь пружинный пол додзё начинал вибрировать. Смотреть на это было больно.

Сакума и Бэн тоже переживали трудности, но когда дело касалось высоких падений, я был наибольшим болваном в группе.

Я не мог понять смысл сальто. Я мог выполнить его один раз, но и тот получался несуразно деревянным, слишком быстрым и отдавался дикой болью в теле, когда я ударялся об мат. Я застрял в черной полосе. Из-за того, что мне не нравились высокие, я делал их слишком быстро, что нарушало своевременность шлепка рукой и падения. Из-за того, что я боялся быть в положении вверх тормашками, я старался нырять как можно ближе к мату. Иногда возникало ощущение, словно я пытался нырнуть под мат. Но чем ближе ты к мату, тем сложнее безопасно приземлиться. Казалось совершенно несправедливым то, что правильное решение шло против интуиции, то есть что для безопасности нужно было быть как можно выше над полом. Что касалось меня, то я часто оказывался настолько близко к нему, что мог почувствовать, как мои волосы задевают мат во время переворота. Неприятная мысль — а что если бы моя голова оказалась на несколько сантиметров ниже? Она могла бы застрять и совсем оторваться. Думать об этом мне не нравилось, но это было необходимо. Невозможно было избежать падений, потому что все новые сложные техники требовали высокого падения для избежания броска. Именно сальто давало айкидо гимнастическую привлекательность. Благодаря сальто айкидо выглядело сложным по простой причине — сальто было сложным. С первого дня я понимал, что это будет проблемой. Моей собственной маленькой проблемой. Моим крестом. Моей ношей. Было странно, насколько быстро я понимал, смогу ли я выполнить какую-то технику, еще до того, как попробовал бы. Всего лишь наблюдая, как другие выполняют техники на коленях, я знал, что они не будут представлять никаких проблем. Да, я думал, что смогу их сделать.

Но с сальто было по-другому. И чем больше меня обхаживали, советовали, ругали, орали, тем хуже становилось. С увеличением у меня количества синяков и побоев, которым я подвергался, я начал терять способность сделать приличным образом хотя бы простой кувырок вперед и его старшего брата — ныряющий кувырок вперед.

Проблемы начались с Оямады. Было в Оямаде что-то жесткое, но было и женоподобное. Я никак не мог забыть его интерес к куннилингусу, даже когда он меня мучил. Он был единственным учителем, который не прошел через программу сеншусей. Некоторые говорили, что именно это сделало его таким жестким по отношению к сеншусеям. Конечно, его занятия были образцом скуки, его любимым методом обучения были повторения до тех пор, пока не пройдут полтора часа.

Оямада выстроил нас вдоль основной стены додзё и приказал делать непрерывные кувырки вперед до противоположной стены. А потом обратно. И снова обратно. Поначалу было весело. Приятный перерыв среди тяжелой физической нагрузки, но потом стало очевидно, что он собирался продержать нас на этом упражнении до конца занятия.

Через десять минут я был покрыт серьезными синяками на костных шишках, кончиках подвздошных костей, которые немного выдаются с каждой стороны от поясничного позвонка, немного над ягодицами. За следующие одиннадцать месяцев эти синяки не сходили ни разу. На косточках слоями нарос кальций, что только ухудшило ситуацию. Иногда они отекали, иногда казалось, что они исчезли и потом, когда ты падал на одну из них, то понимал, что все на месте.

Уилл окрестил их «шишечками» и имя прилипло. Это была травма, специфичная для студентов курса сеншусей — рожденная в комбинации твердых матов и чрезмерных тренировок — и нечто совершенно непонятное для обычных студентов. Как нашивка за ранение или Пурпурное Сердце, это можно было получить, только вступив в бой.

У некоторых шишечки были настолько болезненными, что им приходилось прибегать к акупунктуре, чтобы избавиться от боли, другие же изобретали забавные и в целом опасные техники падения в отчаянной попытке приземлиться на что угодно, кроме двух чувствительных мест.

«Ты должен быть осторожнее, — сказал Пол, — потому что иногда кость может получить заражение.»