Злые боги Нью-Йорка

Мы постояли еще, отупевшие от беспомощности.

– Это неправильно, – прошептал я, хотя и сам не знал, что значили вырвавшиеся слова.

Стук в мерзостную дверь едва не заставил меня выскочить из собственной кожи. Отец Шихи что-то прошипел на родном языке, пробежал рукой по сверкающей лысине и поплелся, как марионетка в неумелых руках, к неоскверненному входу.

– Мне нужно увидеть мистера Тимоти Уайлда, дело городской важности! – заявил пронзительный голос омара, наполовину утопленного в кипящем горшке.

Я расправил плечи. Я никогда не сражался хоть в каком-то подобии армии. Ни в дружине, ни даже в банде мертвых кроликов, бьющихся за свою территорию. Но так, наверное, они себя чувствуют, когда подходит подкрепление, подумал я. Ты снова становишься мужчиной. Просто потому, что ты больше не один. В одиночку я всего лишь бывший бармен, в страхе глядящий на смерть. Две «медные звезды» вновь сделали меня полицейским.

– Нил, – сказал я через плечо отца Шихи в пустой, притихший воздух, – спасибо. А теперь беги за доктором Питером Палсгрейвом. Как можно скорее.

Я сказал Нилу адрес, и он умчался. Мистер Пист проскользнул внутрь, держа в руке затененный фонарь, и мы с отцом Шихи отошли в сторону. Мой сослуживец повернулся, чтобы посмотреть. Постоял, явно успокаивая сердце. Но не побледнел. Напротив, он покраснел, как рубашка пожарного, губы растянулись, обнажая кривые зубы, и я понял: он разъярен этим кровавым делом не меньше меня.

– Первое, – сказал мистер Пист. – Первое. Что делать сейчас? С чего начать?

– Можем ли мы его снять? – спросил священник намеренно грубоватым голосом, не желая показаться испуганным. – Это оскорбление Святой Церкви. Самому Господу.

– Нет. Дождемся доктора, – ответил я.

Каждое слово пробивалось на волю так, будто в моем горле поселился ад.

– И шефа Мэтселла, – согласился Пист. – Я сразу его оповестил.

Я кивнул и повернулся к Шихи:

– Передняя дверь была предположительно открыта, так вы сказали? Но собор, конечно, был заперт?

– Да-да. Я держу ключи в своем доме при церкви, вы сами видели.

– Что-нибудь сломано? Окна, замки?

– Так сразу и не скажешь. Все случилось слишком быстро, и мне пришлось сторожить вход. Вот мои ключи, они лежали точно там, где я их оставлял. Должно быть, кто-то взломал дверь.

– Отец, значит, вы еще не обыскивали весь храм? – спросил мистер Пист, отходя в сторону после тщательного осмотра тела.

– Я… нет, только убедился, что злодей ушел. Надо сейчас этим заняться, да?

– Отец Шихи, проведите мистера Писта по всему зданию и внимательно смотрите, все ли на месте, – посоветовал я. – Я одолжу ваши ключи. Попробую разобраться, как этот человек попал внутрь.

– Очень хорошо. Чтобы шеф не терял времени даром, – добавил мой товарищ, его рука покровительственно застыла у локтя священника. – Давайте что-нибудь отыщем к его приходу.

Я взял фонарь отца Шихи, а мистер Пист открыл створки своего закопченного потайного фонаря. Мы разделились, шагая торопливо, но осторожно. Я слышал, как мистер Пист монотонно забрасывает отца Шихи вопросами. Незначительными, призванными не только открыть факты, но и успокоить. Как он провел вечер? Был очень занят, председательствовал на совместном собрании католиков и протестантов, обсуждали предложение о создании католической школы. Там было с десяток видных лиц. И все категорически против.

– Вам нужна каждая минута собрания, где все и каждый чернили меня? – потребовал он ответа. – Имена вам назвать? Людей, которые не считают, что католические птенчики вправе расти католиками?

Когда он ушел? В полночь. Собору когда-нибудь раньше угрожали? Да, много раз, но ни разу ничего серьезнее камней и кусков кирпича. Я скользнул вдоль стены, оставив адское зрелище за спиной и стараясь не думать, что растерзанный мальчик смотрит на меня. Стараясь не представлять, что с ним сделали перед смертью. От этих попыток я покрылся испариной, но заметил ее, только когда шрам под тонкой полосой ткани начало покалывать иголочками. Я перестал слышать мягкие вопросы мистера Писта, когда пара исчезла на хорах в восточной стороне здания. Но едва их голоса поблекли, я вновь услышал их у себя в голове.

«Это неправильно».

«Конечно, неправильно», – яростно подумал я.

Боковые стены Святого Патрика перемежались узкими полосками витражей. В задней части, где вздымались башенки, а маленькая комнатка приютила облачения и священные предметы, которых я не знал, было еще три двери. Когда я отпер правую дверь и вышел на улицу, кобальтовая синева намекнула – скоро рассвет. Лихорадочный блеск на краю неба, заставляющий дышать чаще.