Злые боги Нью-Йорка

Опустившись на колени, я по очереди всматривался в каждый из замков, не зная точно, что я ищу. Все они были гладкими, железными и очень типичными – богато украшены и пахнут еле заметной кислинкой. Поверхность блестит. На сверкающей полировке – ни царапинки. Взлом замков – я знал это, поскольку Валентайн некогда счел своим долгом выучить меня, как их взламывать, – часто оставляет следы. Я провел острым краем одного из ключей отца Шихи по накладке замка – и, разумеется, оставив заметную царапину. Но это мало о чем говорило. Если хладнокровный кролик достаточно опытен, а отмычка невелика, он справится, не оставив явных следов.

Я подошел к фасаду, где заканчивались тесаные серые блоки и прохожих приветствовал тускло-красный песчаник. Здесь вновь начали собираться люди. Они переговаривались шепотом и глазели на меня. Не думая о них, я снова встал на колени.

Без толку. У передних замков тот же нетронутый глянец, все чисто и ровно. Я посветил в замочные скважины, но и они отказывались сообщить мне что-нибудь полезное. Я на пару секунд задержался у центрального входа, ясно, будто внутренним взором, видя сквозь дверь силуэт. Чувствуя тяжесть висящего там тела, тяжесть, которая в моей груди была намного больше его истинного веса.

Я вошел внутрь через левую дверь. Мистер Пист и отец Шихи стояли перед алтарем, вне его пределов, и, судя по их освещенным фонарем лицам, атмосфера была взрывоопасной.

– А есть другой комплект ключей? – спросил я, возвращая связку.

– Нету, – ответил отец Шихи.

– Значит, убийца отлично справляется с отмычками, и это сужает наши поиски до шести или семи тысяч мертвых кроликов нашего города. Вижу, у вас вышло лучше.

Они разложили свои находки на первой скамье, постелив на сиденье тряпку. Мешочек больших железных гвоздей, их вид показался мне тошнотворно знакомым. Молоток. Окровавленная ножовка, завернутая в кусок парусины. Кисть, которая в желтом свете поблескивала слоновой костью, и горшочек побелки. Рядом лежал мешок, освобожденный от своего содержимого. В общем, лаконично подобранный набор для надругательств над всякой правильностью.

– Откуда это? – спросил я.

– Из ризницы, висело вместе с моим облачением, – ответил отец Шихи.

Срываясь с его губ, слова терлись друг о друга. Я даже не подозревал, что человек в силах, стиснув зубы, сдержать такое возмущение.

– Наружные двери не взломаны, – медленно добавил мистер Пист, – ключ есть только у вас, а эти инструменты спрятаны в вашей ризнице.

– Вы что, считаете, что я, католик и преданный слуга Его Святейшества и Римской церкви, докатился до такого, что задумал совершить жестокость, пересматривающую саму идею греха? – зарычал священник. – Это… это… зверство, это варварство, спичка, поднесенная ко всем домам нью-йоркских ирландцев! Я не потому эмигрировал, что развращал свою паству.

– Нет-нет, сэр, это очко в вашу пользу, – пояснил мистер Пист. – Вполне определенное.

– Буду благодарен, если скажете мне, почему.

– Потому что так себя никто не ведет, – ответил я, отлично понимая ход мыслей своего сослуживца. – Успокоить птенчика, а потом показывать, где спрятал инструменты. Вот если бы мы обнаружили их без вас, все, возможно, выглядело бы иначе. А пока новости довольно дрянные.

– Почему?

– Кто-то зарезал еще одного птенчика, но на этот раз хочет, чтобы мы вычислили вас.

– Так вы думаете, поэтому вокруг и намалеваны кресты? – воскликнул мистер Пист, щелкнув пальцами. – Чтобы указать на святого отца?

– Точно не знаю, но такое объяснение нравится мне больше прочих.

– Каких?

– Что он потерял последние остатки разума.

Бум-бум-бум.

На этот раз звук доносился с задней стороны собора. Мистер Пист схватил ключи и унесся. Я остался с отцом Шихи, надеясь, что он не собирается позеленеть или впасть в черную меланхолию. Правда, я мог не волноваться. Он выглядел как человек, который собирается перекрасить одно из разноцветных окон церкви, засунув в него голову этого безумного ублюдка.

Вошел шеф Мэтселл, следом торопился доктор Питер Палсгрейв. За ними спешил Пист, который вновь отослал Нила.

– Введите меня в курс дела, – сказал шеф. – Насколько все плохо?

– Если дела могут быть хуже, я такого не представляю, – ответил я, указывая в сторону тела.

Мы все двинулись к передней части церкви. Я собирался продолжать объяснения, отец Шихи и мистер Пист почтительно шли позади нас, и тут доктор Палсгрейв закричал. Жуткий, неземной звук – из его глотки рвалось нечто, чему следовало оставаться внутри. Что-то очень личное. Мучительное и ужасное, будто под его ногами разверзлась земля. Внезапно он умолк и опустился на ближайшую скамью.

– Я уверен, доктор, вам уже доводилось видеть кровь, – скептически заметил шеф Мэтселл.

– Это… это ничего, – задыхался доктор Палсгрейв, цепляясь за грудь. – Сердце. Только сердце. Небеса милосердные, что там случилось?

– То же, что случилось уже двадцать раз, – сказал я резким голосом.