Злые дети

— Нет, дорогой мой. Не какая угодно. У меня не получилось сразу идентифицировать материал. И это очень странно. Пришлось покопаться. И я смог в международной базе данных отыскать даже не соответствие, а подобие. Ты будешь смеяться, но это паутина.

Макаров уставился на Менделея с недоумением.

— Что значит — паутина?

— То и значит. Клейкая нить, которая вылезает из жопы паука.

Только не нашего.

— Не нашего? А какого? Вражеского?

— Можно и так сказать. У нас ведь с Японией до сих пор не заключен формальный договор об окончании войны? Или я отстал от жизни?

— Ты имеешь в виду, что это паутина японского паука?

— Ты чертовски догадлив, — саркастически хмыкнул патологоанатом. — У меня где-то даже было записано точное название. Латынь никогда не была моим сильным местом.

— Nephila maculata, — задумчиво пробормотал Виктор.

— Ого! — удивился Менделей. — Открываешься с неожиданной стороны. Паучков в детстве изучал?

— Что? — Виктор потряс головой, возвращаясь в реальность.

— Откуда, говорю, ты латинское поименование сего членистоногого знаешь?

Виктор хотел еще больше удивиться, но, заметив восторженный взгляд Ирочки, не стал этого делать. Тем более что через секунду и сам сообразил, что из его уст вырвалась латинская фраза, смысла которой он не знал еще мгновение назад. Эти внезапные погружения и просветления начали его немного напрягать. Нет, они явно ему помогали. Но такая помощь намекала на некие проблемы в его голове, которая, по всей видимости, хранила в себе что-то такое, о чем он сам понятия не имеет.

К тому же начала болеть голова. Точнее, не то чтобы прямо болеть. Скорее, возникло тягостное неприятное ощущение, что голова его набита мокрым песком, тяжесть которого смещена к затылку. Плюс зуд в районе чертова шрамика на границе роста волос. Виктор уже начал понимать, что неприятные ощущения в районе шрама — это сигнал к проявлению каких-то необычных состояний. Но он еще не установил какие именно ощущения и к каким именно проявлениям ведут. А главное — не понимал, с чего вдруг эта то ли напасть, то ли дар, откуда он взялся и чем это грозит. Но на данный момент нужно по максимуму использовать то, что на него так неожиданно свалилось.

— Я в школе хорошо учился, уроки не прогуливал и всегда делал домашнее задание, — вяло отшутился Виктор.

— Но что означают следы паутины? — спросила Ирочка. — Не могли же жертву задушить веревкой из паутины? Слишком экзотично для наших широт.

Боль в затылке полыхнула лазерным лучом, резанув по казалось обнаженному мозгу. Полыхнула и тут же погасла, оставив после себя даже не эхо боли, а страх. Страх ее возвращения. Боль была такой короткой, что Виктор не успел даже охнуть. Только устало привалился спиной к стене, борясь с желанием попросить стул. Не хотел, чтобы его мгновенную слабость заметила Ирочка. И тем более — Мендель Джалилович Карпов, обладавший зоркостью Виннету и проницательностью Эркюля Пуаро. Бог знает, к каким выводам может прийти этот эскулап, предпочитающий общество мертвых компании живых.

— Это означает, Ирочка, — глухим голосом произнес Виктор, — что наш уважаемый эксперт все же немного ошибся в выводах.

— Это в каких же? — ревниво вскинулся Менделей.

— Это не веревка. Это именно струна.

— Струна? — Патологоанатом скептически хмыкнул. — Из паутины? Что за ерунда! Я, простите, как полагается еврейскому мальчику, с детства приучен к скрипке, будь она проклята, тогда как мои татарские корни гнали меня на футбольную площадку.

— А русские — в винный отдел? — слабо усмехнулся Макаров.

— А русские — на боксерский ринг, — гневно отмахнулся Карпов.

— И там я, чтоб вы знали, молодой человек, достиг определенных успехов. Так что поостерегитесь надо мной подшучивать. Мы, евреи, народ обидчивый, а мы, татары, народ горячий, и не позволим шутить над нами, русскими.

Ирочка завороженно следила за этими словесными эскападами, едва успевая отслеживать прихотливую логику «сына трех народов».

— Так вот, Витя! — в пылу полемики Карпов перешел на панибратское общение, что позволял себе только в минуту сильного душевного волнения, вызванного сомнениями в его компетентности. — Я много играл на скрипке. Я много слушал скрипку. Я знаю за скрипку, как Носов знает за футбол. То есть — всё. Из чего только не делают струны для скрипки! Из меди, латуни, стали, вольфрама, серебра, нейлона. Я даже видел, как один дурак сделал их из золота, хотя лучше бы сделал из дерева — звук был бы достойнее. Лучшие струны до сих пор делают из овечьих кишок. Хотя некоторые злые языки утверждают, что их тянут из кошачьих жил. Не кривитесь, девушка, на то они и злые языки, чтобы болтать ерунду. Так вот я никогда не слышал, чтобы струны делали из паутины. Это сказка!