Злые дети

— Не совсем. Нацизм — это идеология. А вот племя — это их передовой отряд. СС. То есть в Германии полным ходом шла работа в похожем направлении. Только нацисты свернули не в ту сторону. Они сосредоточились на выкристаллизовывании культа тела и идеологии беззаветного служения рейху. Они работали над вкладыванием в мозги юных убийц определенных мыслей. Эти роботы умели только убивать без зазрения совести всех, кто не попадал в строгие рамки арийской теории. Недолюдей. А наши пошли дальше. Наши поняли, что узы теории — любой теории, в том числе и нацизма, — сковывают мозг. А сверхчеловек может вырасти только полностью раскрепощенным внутренне. Но идея справедливости всегда являлась нашей, русской сверхидеей. Построение светлого общества, свободного от угнетения, обмана, стяжательства, — это та почва, на которой растут настоящие сверхлюди. Честные. Сильные. Добрые. Идеология нацизма создавала рамки. Идеология всеобщего счастья и равенства, идеология тотальной справедливости, напротив, рушила до основания все барьеры. Но для того, чтобы сверхлюди взяли мир в свои руки, надо было их создать. Потому что их не было. Имеющийся человеческий материал оставался порченым. Это была титаническая задача. Советские сверхлюди — это не только суперсолдаты или идеологически стерильные строители коммунизма. Это воистину гармонично развитые личности, ораторы, трибуны, спортсмены, писатели, музыканты, инженеры, первооткрыватели. На это требовалось время. Как Моисей сорок лет водил евреев кругами по клочку земли размером с Мордовию, так и новым Пигмалионам требовались десятки лет, чтобы создать новых людей. Новых повелителей мира.

— Злых детей?

Романов посмотрел на Макарова цепким взглядом. Налил себе еще, закинул в горло, дернув морщинистым кадыком. Вздохнул.

— Ты ведь тоже из них? — спросил он, не сводя с Макарова глаз. — Злое дитя. Я тебя еще с порога просчитал. Насмотрелся я на вашего брата.

Макаров промолчал, опустив глаза. А что он мог ответить? Да, по всей видимости, он из них. Но не помнит ни черта.

— Ты сказал, что хочешь узнать про Проект, — продолжил старик, глядя на Макарова в упор. — Но ты же сам оттуда. Так зачем?

— Кто-то убивает людей, имевших к нему отношение. А я веду это дело. Я следователь, — Макаров, практически, не соврал.

Романов пожал плечами.

— Я краем уха слышал об этой проблеме. Но я в этом плане совершенно бесполезен. Меня помнят только те, кто сам этим занимался. Я ушел из проекта больше двадцати лет назад. Судя по твоему возрасту, я мог встречать тебя в лагере, когда ты был сопливым мальчишкой. Но даже тогда я не имел бы с тобой дела. Я теоретик. Практикой занимались другие.

— Возможно, кто-то ищет выходы на руководство Проекта, — подкинул дровишек Макаров.

— И тут я бесполезен. Я ушел не просто так. Я ушел насовсем. Я разуверился в идее и стал не нужен. И мне проект стал не нужен. Я никогда за эти двадцать лет не был в лагере. Ко мне изредка приезжали за советом люди оттуда. Но у меня даже нет их телефонов. Они приезжали, когда им был нужен я. А я к ним не приезжал, потому что они мне не нужны. А пару лет назад лагерь и вовсе закрыли, насколько я знаю. И программа либо была свернута, либо ушла глубоко в тень, как при Сталине и Хрущеве. Так что я уже два года про них не слышал вообще ничего. А если кому-то захочется прихлопнуть старика просто так, я даже спасибо скажу. Надоело мне тут у вас что-то. Скучно.

Макаров помедлил, собираясь с мыслями. Романов смотрел на него с усмешкой.

— Давай, парень, не тяни. Говори, что тебе нужно на самом деле.

— Хорошо. Михал Михалыч, я из «детей». Но я бракованный экземпляр. Я не помню ничего. Вообще. Это не амнезия, это что-то другое. Но меня, как сказал Семен Андреевич, «криво запустили». И во мне сейчас живет словно два, а то и три человека. Мне жизненно необходимо понять, что происходит и как мне с этим справиться.

— Вон оно как… — задумчиво протянул Романов. — Плохо дело, парень. Все-таки эти черти смогли решить свою задачу.

— Какую?

— Давай я тебе очень коротко расскажу с самого начала. Как я уже сказал, НКВД подобрал педологию под себя и запрятал глубоко под землю. В их лабораториях ковалась новая раса. Раса советских суперменов. Раса людей будущего. Я пришел в такую лабораторию сразу после института и провел там полвека. Ты можешь не верить, но мы действительно пытались создать идеального коммуниста — честного, искреннего, светлого. И сильного, чтобы нести добро в мир. Новый советский человек должен был быть всемогущим, чтобы на своем примере показывать торжество марксистской идеи, превосходство советского образа жизни. Наши спортсмены должны бегать быстрее остальных, наши музыканты должны сочинять идеальную музыку, наша наука должна раскрывать все тайны этого мира.

— Вы тоже экспериментировали с детьми?

Романов не смутился.