Злые напасти (СИ)

  - Перечить мне? - на манер раненного медведя ревёт Сабенеев и тощим жилистым кулаком машет перед носом Осипа. - Сейчас же тебя за непослушание в подвал тёмный посажу! Надоел ты мне!

  - За что же в подвал? - опешил подьячий. - Серко на конюшне... Кто девчонку убитую в лесу бросил, я узнал. Расскажу сейчас...

  - Я тебе "расскажу"! - не унимается дьяк и, приоткрыв дверь, орёт в сени. - Эй, кто там есть? Стража! Идите сюда да вяжите этого подлеца по рукам и ногам! В подвал его!

  У Осипа язык к небу присох. Всего он ожидать мог от сердитого начальника, но чтоб вот так, ни с того ни с сего - да в подвал тёмный! В страшном сне такое приснится - не поверишь!

  Только вместо стражников в дверь вошёл боярин Матвей Степанович Пушкин.

  - Чего орёшь, Сабанеев, словно баба, какая разродиться никак не может, - усмехнулся боярин. - На Кукуе тебя слыхать...

  - Да, вот, Матвей Степанович, - лицо дьяка, словно елеем помазали, - молодёжь учу... Спасу никакого с ними нет... Чего не поручишь, так всё как с козла молока... Лошадь ему дали, так он её и профукал...

  - Ничего "не профукал"? - неожиданно, даже для самого себя осмелился возразить начальнику Осип. - И в Преображенском про девчонок мертвых всё узнал...

  - Пошёл вон! - Сабанеев так ликом побагровел, что хоть свечу от него зажигай. - Дождёшься у меня! Доиграешься!

  А с багроволицым начальником всегда очень даже на страже надо быть, вот и выбежал подьячий от греха подальше на улицу, словно застигнутая лиса из курятника. И прямо у крыльца столкнулся грудь в грудь с Афоней.

  - Оська! - вытаращил глаза удивлённый товарищ. - А куда ты вчера пропал. Я вернулся, а тебя нет. Лошадь только стоит, к дереву привязанная. Ну, чего, нашёл лошадь?

  - Нашёл, - тихо ответил Осип, глядя куда-то мимо Афони. Он пробовал представить - чего теперь с ним Сабанеев сделает, и ему стало себя очень и очень жалко

  - А похитителя? - Афоня тихонько дёрнул подьячего за рукав.

  - Кого?

  - Того прохиндея, который у тебя лошадь свёл...

  - А! - Осип махнул рукой. - Не до него мне сейчас...

  - А чего так?

  Осип уже открыл рот, чтоб поведать Афоне о сущей несправедливости мира вообще, а в особенности дьяка Сабанеева, но тут на крыльцо выбежал боярин Пушкин. Не говоря ни слова, он схватил подьячего за рукав и потащил за собой в кустарник, который рос возле частокола соседней избы.

  - Чего ты там про Преображенское говорил? - тихо спросил дьяк, озираясь по сторонам.

  - Да, как же я, - замялся Осип, ясно понимая, что если он сейчас расскажет боярину обо всём, что видел и слышал в подполе летнего царского дворца, то дьяк Сабанеев со свету его точно сживёт. - Мне прежде дьяку надо... Федору Трифоновичу...

  - Говори! - глаза боярина сверкнули, аки у волка голодного. А с волками голодными, как известно, шутки ой как плохи. А тут ещё ворона черная присела на частокол и крыльями захлопала. Страшная! Всё одно к одному. Примета за приметой. И не разберёшься, что лучше: молчать или говорить. А боярин Пушкин уж за ворот подьячего схватил. Тут уж молчать - себе дороже....

  - Намедни стрельцы полка Золотарёва недалеко от села Преображенского нашли мёртвую девчонку, - начал дрожащим голосом свой рассказ Осип и уже никак не мог остановиться, до тех пор, пока не рассказал о своих злоключениях в подполе. Правда, на всякий случай, умолчал о своей ночевке в лесной обители и о спасенной девчонке. То ли бес его на это дёрнул, то ли ангел подсказал, непонятно, но эти тайны, так и осталась тайнами.

  - Так, говоришь, что кого-то они зельем надумали отравить? - спросил Пушкин, когда подьячий, завершив свой рассказ, шумно выдохнул, словно сбросил со своих плеч многопудовую ношу. - Кого же? Интересно...

  - Важного человека, видать, - решился предположить Осип.

  - С чего ты взял, что "важного"?

  - А бы у кого пробовать еду за столом ещё станут, опасаясь отравленного куска, как не у важного...

  - Правильно, - почесал щёку боярин. - Абы у кого пробовальщиков нет. Таких немного на Москве... Да, что там немного, раз-два и обчёлся... И не два даже... Так, так, так... Пойдём-ка, дружок, к одному человеку сходим.

  - К какому ещё человеку? - заволновался подьячий. - Мне дьяку Сабанееву доложиться надо...

  - Обойдётся, - боярин толкнул в спину Осипа. - Пошли, раз тебе говорят, а с Сабанеевым потом разберёмся... Скажешь, что я тебе велел бумагу писать. Пишешь-то хорошо?

  - Дык, хвалил меня дьяк. И в подьячие из писцов определил, за то что складно писать получается. Хорошо, стало быть, пишу. И складно, и глазу лестно...

  - Так и скажешь - письмо велел боярин Пушкин написать, ежели кто поинтересуется. Пошли...

  Они быстро спустились с холма, и пошли к Белому городу, а там, поплутав по тесным улицам, вышли к крепкому терему, сложенному из толстых дубовых брёвен. И походил этот терем очень на выползавшего из своей берлоги медведя. Ни дать ни взять - грозный зверь. На крыльце боярина встретил поклоном плотный мужик с густыми чёрными волосами, чуть посеребрёнными сединой. Без лишних разговоров провел мужик гостей в горницу, пригласил сесть за широкий стол, а сам куда-то убежал.