Злые пьесы

Почтальон: Вот оно что! То-то ее лицо показалось мне опухшим. Ну, долго она не протянет. (Вынимает деньги.) Уж как начнет вода на сердце давить, так, считай, все, кранты.

Почтальон отсчитывает на столе 18 972 шиллинга, смотрит на квитанцию.

Почтальон: А что теперь? Как насчет того, чтобы я кое-что принес в нижнюю квартиру?

Моника: Бросьте это в почтовый ящик.

Курт: Большое спасибо, господин почтальон, спасибо!

Почтальон медлит, Курт бросает на него взгляд.

Курт: Чаевых не будет. Вы плохо вели себя. Фу, стыдитесь! До свидания.

Почтальон: Чтоб ей, глушне, еще и ослепнуть!

Моника: До свидания. Дверь сами найдете.

Почтальон: До свидания, недотрога! До свидания.

Почтальон уходит. Моника и Курт напряженно ожидают, пока не слышат, как хлопает входная дверь. Моника бросается Курту на шею.

Моника: Курт! Замечательно! Замечательно! Ты был великолепен! Но вначале ты едва не выдал нас.

Курт: Позволила тискать себя. Ну ты и…

Моника: Что значит, «ну ты и»… Ну скажи, скажи! Я должна была его как-то задержать, между прочим, по твоей милости!

Курт: Подставив грудь, что ли?

Моника: Что тебе опять привиделось? Смотри! Мы заработали 19 тысяч шиллингов, по две тысячи в минуту.

Курт: За такие деньги ты и на большее готова? Не только грудь подставить, да?!

Моника: Вот раскрою тебе череп палкой. Как ты смеешь говорить со мной, как с проституткой, подлый ты тип, подлый, подлый!

Курт: Убей меня, и тогда ты каждый день сможешь кой-чего получать от своего почтаря-Казановы.

Моника: Ты слишком глуп. Сейчас и ты мог бы кой-чего получить, но ты слишком глуп.

Курт: Что у тебя за мысли? Там, за стенкой, лежит покойница. Я сейчас переоденусь, и мы вызовем доктора… (Внезапно ему в голову приходит ужасная мысль, он кричит.) Ты, со своими проклятыми идеями! Нас же спросят: где ее деньги, где пенсия?

Моника: Кто спросит?

Курт: Ох, какое идиотство! Какое идиотство… Она уже окоченела! Она уже пять часов как мертва! Врач это установит, и что тогда? Кто получил деньги, если она уже была мертва? Все раскроется! Нас посадят! За решетку! Как пить дать — посадят, и глазом не успеешь моргнуть.

Моника высоко поднимает деньги.

Моника: Куртик, ты зарабатываешь 19 тысяч шиллингов в месяц? Зарабатываешь?

Курт: A-а! Начинаю понимать! Ты меня подставила! Я теперь вечно должен играть старуху! Ну и стерва!

Моника: Послушай, Куртик, до старухи никому не было дела, никому на свете. Два раза в неделю будешь выглядывать из окна, чтобы соседи видели, и первого числа получать пенсию. Все! У нас будет великолепная жизнь, о которой мы мечтали.

Курт: Да ты же просто ведьма!

Моника: Кому я что сделала? Я у кого-нибудь отняла что-то?

Курт: Ну если так рассуждать…

Моника: Брось! Рассуждать и думать буду я.

Курт: Черта с два! О ней-то ты не подумала! К следующему первому числу она будет вонять.

Моника: Мы не можем оставить ее здесь, это ясно.

Курт: Ну нет, я больше не возьмусь за нее, никогда.

Моника: Давай-ка, помогай. Уберем стол и кресла.

Курт медлит, но после энергичного знака Моники помогает ей отодвинуть стол и кресла с ковра и поставить их к стене.

Моника: Так, а теперь перенесем ее сюда.

Курт: И мне опять к ней прикасаться?!

Моника: Хватит ребячиться! Закрой глаза, как в тот раз.

Курт следует за ней, они приносят труп в комнату и кладут его на край ковра.

Моника: Так, а теперь мы ее закатаем.

Курт: Нет, я не могу, не могу.

Моника, вздыхая, принимается за работу одна, закатывает труп в ковер.

Моника: Пойди-ка в ту комнату. Там возле двери висит склянка со святой водой. Налей немного в какую-нибудь бутылку.

Курт тяжело и безвольно ступает к двери, ведущей в соседнюю комнату.

Моника: Хоть какой-то обряд надо все-таки над ней совершить.

Занавес

Сцена третья

Курт в мужском белье стоит в комнате, у Моники в руках женское платье. Стол и кресла стоят на прежних местах, ковра нет.

Курт: Нет, нет! Я не хочу больше, не могу!

Моника: Я не понимаю тебя, Куртик, просто не понимаю!

Курт: Никогда больше не надену этот наряд! Это все равно, что…

Моника: Все равно что — что?

Курт: Не знаю.