Злые происки врагов

Входная дверь снова открылась.

- Генрих! - ахнули мы дружно.

- Ловко я вас вычислил? - Просиял Генрих, довольный нашей реакцией. Ну-ка, кто догадается - как?

Куприянов пошел красными пятнами. Марк быстро вышел из гостиной и закрыл за собой дверь.

- Это непредвиденный визит, - виновато сказала я. - Но он точно последний. Ключи от квартиры есть еще у двоих, но обоих сейчас нет в городе. А на звонки я открывать не буду.

Марк вернулся, ведя за собой Генриха. Они молча сели на диван. Генрих посмотрел на меня с состраданием.

Куприянов обвел нас затравленным взглядом, сглотнул, без спроса вылил в стакан остатки сока из пакета, выпил, достал платок, промокнул лоб. Он явно не торопился возобновить разговор, уверенный, что его немедленно перебьют. Но прошла минута, потекла вторая, а тишины ничто не нарушало. Сергей Дмитриевич решился.

- Так что произошло в ресторане, Варвара Андреевна?

- В ресторане Юрий Львович пристал ко мне как... Ну, в общем, он был весьма настойчив, уговаривая меня выставить свои картины. Помните, я говорила, что он приезжал сюда показать образец договора? Так вот, я тогда писала... в смысле рисовала. Анненский позвонил, я закрыла дверь комнаты, где работала, пригласила его в гостиную, а сама пошла на кухню варить кофе он выразил желание выпить чашечку. Возвращаюсь, а Анненский в спальне... От злости у меня сел голос. Пришлось откашляться. - Рассматривает мою работу. Я просто онемела от ярости. А он стоит как ни в чем не бывало. Любуется... - В голосе у меня снова появилась хрипотца. - Увидел меня, даже не смутился! Просиял как медный таз и давай нахваливать. Когда мой столбняк прошел, я ему чуть кофе в рожу не выплеснула. В последнюю секунду удержалась. Подумала: ведь он, убогий, даже не понимает, что творит. Видно, мама с папой в детстве не преподали элементарных правил поведения. В общем, я его очень резко осадила, буквально вытолкала из комнаты и пресекла всякие попытки поговорить о живописи. Мы занялись договором, и я строго следила, чтобы беседа не выходила за рамки этой темы. И вот, в ресторане Анненский решил наверстать упущенное. Говорил, что у него есть связи. Что, возможно, ему удастся устроить мою персональную выставку. Обещал рекламу в прессе. Короче, разливался соловьем.

- А вы?

- А я сказала "нет". Раз пятнадцать. С первых четырнадцати до него не дошло.

- Но почему? - удивился Куприянов. - Насколько мне известно, персональная выставка - это очень лестное для художника предложение.

- Возможно. Но я никогда не выставлялась и выставляться не собираюсь, отрезала я.

- Значит, Анненский ушел ни с чем? - уточнил Сергей Дмитриевич.

- Ни с чем, - подтвердила я.

- И больше вы с ним ни разу не виделись?

- Ни разу.

- Может, разговаривали по телефону? Или общались по почте?

- Нет.

- А через посредников?

- Тоже нет.

- И вы ему ничего не передавали? И не посылали?

- Никогда.

- Тогда как вы объясните тот факт, что мы нашли вот эту картину... Куприянов полез в карман, вытащил фотоснимок и протянул мне, - ...в кабинете Юрия Львовича?

Я взяла снимок, посмотрела и почувствовала, как кровь стремительно отливает от лица.

- Варька! - закричал Генрих.

- Прошка, нашатырь! - скомандовал Марк. - В ванной, в аптечке! Леша, принеси воды! -А сам подскочил ко мне и легонько тряхнул за плечи. Нагнись, слышишь?

Но я вместо этого вскочила и, опередив всех, опрометью вылетела из гостиной. Ворвалась в спальню, рывком отодвинула письменный стол. За ним стояли холсты на подрамниках, доски, картон... Мои картины... Картины, которые я не показывала ни единой живой душе. Я торопливо перебрала их. Нету! "Пир во время чумы" с Вальсингамом-автопортретом исчез.

Я поставила картины на место, придвинула стол и промаршировала в гостиную.

- Как его убили?! Надеюсь, он долго мучился? Я бы выпустила ему кишки и прижгла бы их каленым железом!

- Варька, что ты говоришь! - ужаснулся Генрих. - Не слушайте ее, пожалуйста, она не в себе...

Куприянов посмотрел на меня долгим, пристальным взглядом и тихо спросил:

- Как вы провели вечер первого августа и ночь с первого на второе?

Глава 5

В комнате воцарилась тишина. Я медленно опустилась на стул.

- У меня нет алиби. С первого августа и по вчерашний день я безвылазно торчала здесь. Одна. И специально попросила всех, кого можно, мне не звонить. У меня была очень срочная работа. - Я объяснила все про сентябрьскую книжную ярмарку и нашу поездку на Соловки, перенесенную с августа на июль. - Несколько раз мне все-таки звонили - из издательства, но только днем. А вечерами... Нет, вечерами никто не звонил.

- Вы не можете всерьез ее подозревать! - не утерпел Прошка. - Неужели не ясно, что Варвара ничего не знала? Я имею в виду, что у нее свистнули картину. Я правильно понял, Варька, - этот Анненский спер твою картину? Так вот, вы же сами видели: ее чуть кондрашка не хватила, когда она увидела фотографию!

- Это ничего не доказывает, Прошка, - сказала я слабо. - Я могла просто испугаться, узнав, что картину обнаружили у Анненского. Испугаться, что она выдает мою причастность к убийству.