Злые самаритяне. Миф о свободной торговле и секретная история капитализма

Сразу же возникает резонный вопрос: если фирмы стали настолько мобильными, что национальное регулирование оказывается бессмыслен­ным, то почему же богатые страны так настаивают на том, чтобы развивающиеся подписали все эти международные соглашения, которые ограничивают их права на регулирование зарубежных инвестиций? Следуя логике рынка, которую так любят ортодоксальные неолибералы, почему бы просто не дать странам возможность выбирать любой подход, чтобы иностранные инвесторы могли наказывать или вознаграждать их, вкладываясь только в дружелюбные государства? Уже сам факт, что богатые страны хотят ограничить развивающиеся всеми этими международными соглашениями, доказывает, что регулирование прямых иностранных инвестиций все еще достаточно эффективно, что бы ни говорили по этому поводу злые самаритяне.

В любом случае надо признать, что не все транснациональные корпорации одинаково мобильны. Действительно, есть такие отрасли промышленности (производство одежды, обуви и мягких игрушек), в которых количество потенциальных объектов для инвестиций почти бесконечно велико, поскольку промышленное оборудование легко перемещается, а сотрудников можно быстро обучить (требуемые навыки достаточно просты). Однако во многих других индустриях предприятия не могут так быстро переезжать по ряду причин: это и существование немобильных активов (например, природные ресурсы, местная рабочая сила, облада­ющая специфическими навыками), привлекательность внутреннего рынка (хороший пример — Китай), сеть поставщиков, которая формировалась годами (например, сеть субподрядчиков японских автопроизводителей в Таиланде или Малайзии).

Наконец, попросту неправильно считать, что транснациональные компании обязательно будут избегать стран, регулирующих прямые иностранные инвестиции. Вопреки тому, что утверждают ортодоксальные неолибералы, регулирование — не столь важный фактор при определении уровня притока капитала из-за рубежа. В противном случае в такие страны, как Китай, почти никто бы и не инвестировал. Однако на него как раз приходится около 10% прямых иностранных вложений, потому что эта страна предлагает большой и постоянно растущий рынок, обучаемую рабочую силу, хорошую инфраструктуру (дороги, порты). То же относится и к США XIX века.

Исследования показывают, что корпорации больше всего заинтересованы в потенциале рынка принимающей страны (его размерах и темпах роста), а затем — в квалификации рабочей силы и развитой инфраструктуре, в то время как наличие регулирования отходит на задний план. Даже Всемирный банк, известный своей поддержкой либерализации, однажды признал, что «конкретные стимулы и регулирующие меры, управляющие прямыми инвестициями, оказывают меньше влияния на то, сколько капиталовложений поступает в страну, чем общий экономический и политический климат этой страны, а также ее финансовая и валютная политика»^{160}.

Как и в случае с аргументацией о взаимоотношении международной торговли и экономического развития, злые самаритяне путаются в причинно-следственных связях. Они считают, что если либерализовать регулирование иностранных инвестиций, то в страну будет поступать больше денег, что стимулирует экономический рост. Однако иностранные инвестиции — это результат экономического роста, а не его причина. Грубая правда состоит в том, что, каким бы либеральным ни был инвестиционный режим, иностранные фирмы не пойдут в страну, если ее экономика не предлагает привлекательного рынка и производительных ресурсов (труда, инфраструктуры). Вот почему столь многим развивающимся странам не удалось привлечь достаточно прямых иностранных инвестиций, несмотря на предложенный максимальный уровень свободы действий для иностранцев. Государства должны продемонстрировать рост до того, как ими заинтересуются транснациональные корпорации. Если вы организуете вечеринку, недостаточно сказать людям, что они могут прийти и делать что угодно. На вечеринки ходят туда, где, как уже известно, бывает весело и интересно. Гости сами по себе обычно не приходят и не оживляют вечеринки за вас, какую бы свободу действий вы им при этом ни предлагали.

«Хуже, чем эксплуатация капиталом, может быть только...»

Как и Джоан Робинсон, бывший профессор экономики Кембриджа и, возможно, самый известный экономист в истории среди женщин, я считаю, что хуже, чем эксплуатация капиталом, может быть только недостаток эксплуатации капиталом.

Иностранные инвестиции, особенно прямые, могут быть очень полезным инструментом экономического развития. А вот насколько практичным будет этот инструмент, зависит от того, какие инвестиции делаются и как их регулирует страна-получатель.