Злые вихри

Никого нтъ, кром Алины. Эту недлю, до вчерашняго дня, Аникевъ мало о ней думалъ, онъ думалъ только о Сон. Но записка, прочтенная имъ вчера вечеромъ, опять его отравила. Не забывая о Сон, то и дло мучительно возвращаясь къ ней мыслями, онъ чувствовалъ, однако, что образъ Алины снова вернулся, что онъ здсь -- и не уйдетъ.

То было жуткое, мучительное и въ то же время зачаровывающее ощущеніе. Въ немъ заключался и паническій ужасъ близости призрака и сердечная радость близости живого, любимаго существа. Аникевъ сталъ, наконецъ, удивляться, какъ же онъ могъ эти дни, эти мучительные дни прожить безъ Алины -- до того возростало въ немъ, съ каждой минутой, страстное влеченіе къ ней, желаніе скоре,-- скоре ее видть, слышать ея голосъ...

Самъ того не замчая, онъ ускорялъ шагъ и, повернувъ отъ Лтняго сада на набережную, почти бгомъ спшилъ къ ея подъзду.

Теперь ему казалось, что онъ непремнно опоздаетъ, что вотъ она, можетъ быть, въ эту самую минуту уже выхала изъ дому, что онъ засталъ бы ее, если-бъ не потерялъ даромъ столько времени.

Если ея нтъ, если онъ не можетъ сейчасъ же ее увидть,-- что станетъ онъ длать? Ему уже представлялось, какъ онъ долгіе часы, въ томительномъ нетерпніи, ходитъ взадъ и впередъ по набережной...

Запыхавшись, съ громко стучащимъ сердцемъ, отворилъ онъ тяжелую дверь. Швейцаръ, очевидно, его узнавшій, сказалъ ему:

-- Княгиня дома, только врядъ ли принять могутъ.

-- Отчего?

-- Да он что-то нездоровы, второй день не вызжаютъ! Однако, распоряженія никакого не было-съ. Я сейчасъ позвоню, вы извольте отдать свою карточку человку...

Черезъ нсколько секундъ съ лстницы сбжалъ длинный молодой лакей, сіявшій блымъ галстухомъ и гербовыми пуговицами. Онъ почтительно принялъ отъ Аникева карточку и также быстро поднялся по широкимъ ступенямъ.

Аникевъ совсмъ застылъ и смутно чувствовалъ, что если Алина не приметъ его,-- онъ никогда больше къ ней не вернатея.

Прошло дв-три длинныя минуты.

-- Пожалуйте!-- раздалось, наконецъ, сверху.

Тогда онъ медленно снялъ съ себя пальто и сталъ подниматься по лстниц.

Тотъ же молодой лакей провелъ его по знакомымъ уже комнатамъ и оставилъ у спущенной портьеры, за которой была та уютная маленькая гостиная, гд нсколько дней тому назадъ скрипящій голосъ «la b^ete» нарушилъ наплывшее было любовное очарованіе.

Аникевъ не усплъ еще ршить -- слдуетъ-ли ему пройти туда или подождать, какъ шевельнулась портьера. Но это была не Алина, а молоденькая хорошенькая двушка съ хитрыми зеленоватыми глазами, въ гладкомъ темномъ платьиц, черномъ шелковомъ передничк и съ манерами скромной институтки.

Вра граціозно поклонилась, остановила на лиц Аникева слишкомъ внимательный взглядъ и нжнымъ голоскомъ произнесла:

-- Княгиня васъ просятъ... только он извиняются, он совсмъ нездоровы... Пожалуйте за мной, я васъ проведу.

Онъ послдовалъ за нею черезъ маленькую гостиную, прошелъ еще одну какую-то комнату. Затмъ Вра отворила дверь, пропустила его,-- и сама исчезла, громко щелкнувъ за нимъ дверною ручкой.

Аникевъ очутился въ обширной комнат, затянутой пушистымъ блднымъ ковромъ, задрапированной блымъ шелкомъ съ затканными по немъ, тоже блдными букетами. Онъ увидлъ свою фигуру, отраженную въ громадномъ трюмо, увидлъ туалетный столъ, жардиньерку съ разноцвтными душистыми гіацинтами, всякія шифоньерки, столики, бездлушки. Онъ понялъ, что это спальня Алины.

Когда она, въ тотъ разъ, показывала ему свое помщеніе, она отворила и эту дверь, сказавъ: «это моя спальня». Но онъ тогда заглянулъ, ничего не видя, и тотчасъ же отошелъ отъ двери, почувствовавъ неловкость и какое-то тоскливое раздраженіе.

Да, это спальня Алины. Но гд же кровать? Гд она сама?

-- Это вы?-- услышалъ онъ ея тихій голосъ.

Тогда, вглядвшись по направленію, откуда раздался голосъ, онъ понялъ. Кровать и вся глубокая, большая ниша, гд она помщалась, были скрыты подвижной блой шелковой занавсью. Ему внезапно вспомнилось, что самъ же онъ какъ-то разъ, въ Снжков, нарисовалъ ей именно такое устройство спальни. Кровать должна быть вдоль ниши, подъ балдахиномъ, а занавсъ, если ее совсмъ отдернуть, собирается у стны, гд изголовье, мягкими складками, почти теряется и не нарушаетъ общаго впечатлнія.

-- Вы больны? Что такое?-- тревожно спросилъ Аникевъ.

-- Какъ видите... настолько больна, что со вчерашняго вечера не могу поднять головы и не встаю съ постели... Впрочемъ, это не опасно, а только очень мучительно. Это мигрень, которой я отъ времени страдаю. Она проходилъ гораздо скоре, если я лежу неподвижно иногда всего нсколько часовъ, иногда сутки. Если же я вздумаю встать пока совсмъ не прошло, боль сейчасъ же усиливается и тогда приходится мучиться два, три, даже четыре дня. Сегодня ночью было ужасно!.. Теперь гораздо лучше, минутами почти стихаетъ; но если я вздумаю подняться, одться и пройтись въ другія комнаты -- тогда вернется, и конца не будетъ! Поэтому мн оставалось или совсмъ не принять васъ, или принять вотъ такъ... Но, вдь, я ждала васъ, Боже мой, какъ ждала!..

Она остановилась и потомъ прибавила: