Злые вихри

-- Миша, это безуміе какое-то! Ты долженъ простить меня... Ты не можешь такъ мучить и себя, и меня... Ты не смешь мн не врить... Пойми же, наконецъ... я шесть лтъ ждала тебя, жила этимъ ожиданіемъ... Я берегла себя, я не допустила въ себ ни одной мысли, которая была бы для тебя оскорбительна. Жизнь моя, милый мой... я только твоя, всегда была и буду только твоей...

Онъ сдлалъ нсколько шаговъ и отдернулъ занавсъ.

Передъ нимъ была Алина, его Алина. Она приподняла голову съ подушекъ и трепетно протягивала къ нему свои обнаженныя, милыя руки...

Конецъ первой части.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ.

I.

У Хрепелевыхъ происходила если и не настоящая, драма, то, во всякомъ случа, нчто крайне тяжелое и непріятное, нарушившее мирное и безукоризненное теченіе длъ этого богатаго дома, всегда пользовавшагося въ свт самой лучшей репутаціей.

Князь Валентинъ Илларіоновичъ,-- по вншности и манерамъ всесовершеннйшая, хоть и противуестественная смсь англійскаго лорда и утонченнаго парижскаго «вивера»,-- чувствовалъ себя совсмъ скверно, такъ скверно, какъ, можетъ быть, никогда еще въ жизни. Если-бы онъ былъ англійскимъ лордомъ, онъ, вроятно, принялъ бы какое-нибудь ршеніе, конечно, самое эксцентричное, исполнилъ бы его безъ всякихъ колебаній, а затмъ сохранилъ бы полную джентельменскую невозмутимость. Если бы въ былъ «жизнерадостнымъ» свтскимъ парижаниномъ,-- онъ сразу бы сообразилъ, что никакая непріятность, никакой семейный скандалъ не стоютъ быстро-бгущаго дня, полнаго всякими житейскими удовольствіями, а потому завилъ бы свое горе веревочкой и продолжалъ бы вкушать отъ всхъ плодовъ земныхъ.

Но вншность, манеры и даже привычки -- сами собой. Внутри же себя «dans' des fins fonds de son individualit'e»,-- какъ онъ о себ выражался, князь былъ русскимъ богатымъ бариномъ, избалованнымъ неизмнными удачами. Онъ смотрлъ на эти удачи, какъ на нчто должное, принадлежавшее ему по неотъемлемому праву.

Поэтому неслыханный «скандалъ» съ Nіnette на вечер у Натальи Порфирьевны, отказъ графа Ильинскаго и затмъ побгъ дочери изъ дому -- привели его въ состояніе полной умственной и душевной разслабленности. Все это было ни съ чмъ несообразно, никакимъ образомъ, а ужъ тмъ боле съ нимъ не могло случиться, и вотъ случилось, сразу, одно за другимъ въ нсколько дней.

Князь ничего не понималъ. Онъ не могъ сообразить, что же ему теперь длать, что длаютъ другіе въ подобныхъ обстоятельствахъ. Безпомощность его увеличивалась съ каждымъ днемъ, съ каждымъ часомъ.

Князь стоялъ у камина въ своемъ кабинет и, съ хронометромъ въ рук, проврялъ каминные часы, что длалъ неизмнно каждое утро въ одно и то же время. Онъ питалъ страсть къ часамъ и имлъ у себя очень интересную ихъ коллекцію.

Взглянувъ на князя, въ первую минуту никакъ нельзя было подумать, что это человкъ, надъ которымъ стряслась большая бда. Его высокая, сухощавая и мускулистая фигура держалась прямо, будто затянутая въ корсетъ.

Его пятидесятилтнее лицо, съ острыми чертами и нсколько выдвинутой впередъ нижней челюстью, украшалось тщательно расчесанными, зачесанными и приглаженными волосами. Такая прическа почти совсмъ скрывала лысину, а слишкомъ черный цвтъ волосъ легко могъ быть произведеніемъ какого-нибудь красящаго вещества. Великолпныя «англійскія» бакенбарды были такъ же черны и такъ же носили на себ слды опытной руки сихъ длъ мастера.

Щеки отличались свжестью, крпкій подбородокъ былъ тщательно выбритъ, каріе глаза, не утратившіе еще блеска, имли обычное пріятное и ласковое выраженіе.

Утренній англійскій костюмъ сидлъ на княз превосходно и весьма шелъ къ нему.

Князь проснулся, какъ и всегда, съ первымъ ударомъ девяти, облился холодной водой, полчаса длалъ гимнастику и упражненія съ тяжелыми гирями. Потомъ онъ сълъ, у себя въ спальн, кусокъ кроваваго ростбифа, выпилъ стаканъ портеру и занялся туалетомъ. Ровно въ половин одиннадцатаго вышелъ онъ въ кабинетъ и началъ проврку часовъ.

До сихъ поръ все шло по давно ужъ заведенному порядку. Посл проврки часовъ надо было подойти къ столу, пробжать полученныя письма, а затмъ ссть въ качалку, закурить сигару; и, наскоро проглядвъ русскую газету, приняться за «Times» и «Figaro». Князь подошелъ къ столу, прочелъ три-четыре неинтересныхъ полученныхъ письма, но въ качалку не слъ, сигары не закурилъ, газетъ не тронулъ.

Онъ большими шагами своихъ длинныхъ ногъ измрялъ кабинетъ во всхъ направленіяхъ.

Ему пришло въ голову, что сегодня «засданіе». Онъ ужъ пропустилъ одно и непремнно слдовало бы похать. Но онъ чувствовалъ себя не въ силахъ встртиться съ людьми, которые хоть и не будутъ, разумется, ничего спрашивать, но непремнно будутъ глядть на него съ тайнымъ злорадствомъ. Вдь, люди,-- думалъ онъ не безъ нкотораго основанія,-- какія бы хорошія и высокія слова ни говорили, всегда какъ-то невольно рады несчастію, бд ближняго...

Его же бда особенно ужасна тмъ, что надъ ней позволительно посмяться. Его дочь не умерла, она жива, она только, напилась публично пьяной, безчинствовала, а потомъ убжала, убжала ночью къ любовнику!.. Его дочь!!