Злые вихри

-- Такъ какъ положеніе наше безысходно,-- продолжалъ онъ:-- значитъ, изъ него нельзя искать исхода, котораго нѣтъ. Я согласенъ съ тобою, мои другъ, что братъ Николай Петровичъ напрасно все это поднялъ, всѣ эти розыски... Для насъ одно спасеніе, время. Единственное, что я могъ придумать... вотъ сейчасъ это пришло въ голову... мы должны не медля собраться и уѣхать съ Кэтъ изъ Петербурга... въ деревню, заграницу, все равно, куда хочешь...

-- А что-жъ ее... такъ и оставить на свободѣ... чтобъ она по городу разъѣзжала... съ этимъ... чтобъ на нее всѣ пальцами показывали и ежеминутно топтали въ грязь наше имя?..

-- Оно и такъ въ грязи... больше загрязнить нельзя,-- глухимъ голосомъ и сдвигая брови прошепталъ князь.-- Подумай сама... ну, хорошо, отыщутъ ее, привезутъ къ намъ... что-жъ мы будемъ съ нею дѣлать?! Убить ее, что ли, держать въ запертой комнатѣ, везти ее? Куда? Водить ее за собою на привязи, глядѣть на нее?! Я не могу себѣ представить, что-жъ это такое будетъ!

-- И я тоже не могу себѣ представить!-- начиная дрожать и совсѣмъ зеленѣя, воскликнула княгиня.-- Главное же... вѣдь, у насъ Кэтъ... Вѣдь, я не могу допустить, чтобъ онѣ хоть минуту были вмѣстѣ, подъ однимъ кровомъ...

-- Вотъ видишь! Значитъ, я правъ, значитъ, остается только одно, и пусть она пропадаетъ...

-- Однако...

Княгиня не договорила. Портьера зашевелилась, и въ кабинетъ вошла пожилая дама, въ шляпкѣ, съ румянымь круглымъ лицомъ и съ довольно рѣшительнымъ видомъ. На дамѣ было надѣто скромное черное платье, вовсе не моднаго фасона, а излишнія округлости ея маленькой, почти шарообразной фигуры скрывались подъ черной шалью, заколотой у краснаго двойного подбородка старинной мозаиковой брошкой.

Несмотря, однако, на этотъ незатѣйливый, старомодный костюмъ, на маленькую и круглую свою фигуру, на красное лицо, заплывшіе глаза и короткій носъ, вошедшая дама чѣмъ-то неуловимымъ производила впечатлѣніе именно настоящей дамы, барыни, привыкшей внушать къ себѣ почтеніе и даже его заслуживающей.

-- Марья Эрастовна!-- изумленно произнесъ князь.

-- Chère cousine!-- еще болѣе изумленно и не совсѣмъ одобрительно сказала княгиня.

-- А ужъ извините!-- здороваясь, то есть обнимая кузину и протягивая руку князю, начала Марья Эрастовна.-- Безъ докладу, такъ прямо, съ нарушеніемъ всѣхъ приличій и обычаевъ этого дома... Да видите ли, тамъ по всѣмъ комнатамъ люди, а Кэтъ говоритъ: папа и мама въ кабинетѣ... Я сюда... Не до церемоній!.. Была у меня только что Ниночка.

Хрепелевы не вѣрили ушамъ своимъ.

-- Какъ была? Гдѣ-жъ она?

-- Ты привезла ее съ собою?

-- Я и предложила ей ѣхать, только она не хочетъ. Не силой же было, съ помощью лакеевъ, везти ее...

-- Гдѣ-жъ она пропадаетъ?

-- Не знаю, ни за что не сказала... Дайте сѣсть... разскажу все. Надо только запастись хладнокровіемъ и благоразуміемъ...

Княгиня будто окаменѣла. Князь шагалъ по кабинету, боясь пуще всего, чтобы кровь опять не прилила въ голову.

-- Вѣдь, я ничего не знала. Вдругъ сегодня, я еще въ кровати была, влетаетъ Ниночка,-- говорила между тѣмъ Марья Эрастовна, усаживаясь въ креслѣ:-- все она мнѣ и разсказала... какъ это съ ней на вечерѣ у Талубьевой скандалъ случился и какъ она погибла для свѣта, какъ отъ нея отказался благородный женихъ, какъ вы ее почти проклинали, какъ она ѣздила къ одному хорошему человѣку за совѣтомъ; но онъ ей никакого совѣта не могъ подать... Какъ она вернулась домой, а ты, Катринъ... ее позорила и какъ она послѣ этого, когда всѣ улеглись спать, совсѣмъ убѣжала изъ дому, чтобъ никогда больше не возвращаться...

-- Куда она сбѣжала? Гдѣ она?-- задыхаясь, спрашивала княгиня.

-- Говорю, не знаю гдѣ, не сказала. Проситъ ее не разыскивать, потому что все равно не станетъ жить съ вами... бѣгать будетъ... не на цѣпь же вы ее, въ самомъ дѣлѣ, посадите!

Князь остановился передъ Марьей Эрастовной и дѣлалъ всѣ усилія, чтобы говорить спокойно.

-- Однако, позвольте... вѣдь, это невозможно... вѣдь, это Богъ знаетъ, что такое...

-- Конечно, это Богъ знаетъ, что такое; но что же тутъ дѣлать?!-- хмурясь, перебила его Марья Эрастовна.-- Позвольте мнѣ сказать все, что я думаю. Я женщина не свѣтская и буду разсуждать по своему. За припадокъ я Нину не виню, это со всякимъ можетъ случиться... Постой, Катринъ, не перебивай, пожалуйста... Что Ильинскій вашъ послѣдній негодяй, съ этимъ, я такъ полагаю, и вы согласны. Пилили вы и раздражали дѣвочку совсѣмъ напрасно. Ея визита къ "хорошему человѣку", котораго она, однако, видѣла всего разъ въ жизни, никакъ не могу одобрить; вижу въ этомъ своеволіе и ребячество, только не безнравственность. Не одобряю также ея ночного побѣга и разбранила ее за него, какъ слѣдуетъ... но нахожу, что теперь ей вернуться домой и жить съ вами невозможно. Я ея не знала, считала малымъ и милымъ ребенкомъ. А она ухъ какая! съ душкомъ, съ характерцемъ! Ее въ бараній рогъ согнуть нельзя, кусаться станетъ...

-- Господи! что за мука!-- простонала княгиня и горько заплакала.

-- Конечно мука! Ну, что-жъ тутъ дѣлать? Большая бѣда, особенно для васъ, въ вашемъ-то положеніи... что и говорить!