Злые вихри

Нина хотѣла было пойти на диванчикъ; но вернулась, вспомнивъ, что тамъ все время сидѣлъ Вейсъ и курилъ свой противный табакъ. Она сѣла у окошка. Ольга придвинулась къ лампѣ -- и началось чтеніе "Крейцеровой Сонаты".

Нина была вся -- вниманіе. Она готовилась наслаждаться твореніемъ своего любимаго писателя. Она слушала, не проронивъ ни одного слова.

На оживленномъ, подвижномъ лицѣ ея и въ синихъ выразительныхъ глазахъ отражались самыя разнородныя ощущенія. Она то глядѣла, предъ собою скучающимъ взглядомъ, то вдругъ загоралась проснувшимся интересомъ, то стыдливо вспыхивала и готова была, отъ ужаса и отвращенія, закрыть глаза, зажать уши и крикнуть Ольгѣ, чтобъ она остановилась, что она не въ силахъ больше слушать.

Но она борола въ себѣ и досаду, и ужасъ, и отвращеніе -- и слушала съ жаднымъ вниманіемъ.

Уже потрясенная открытыми ей Ольгой тайнами, съ которыми не могла примириться, она видѣла теперь такую смрадную и безсмысленную картину человѣческаго общества, хуже какой ничего не могло быть.

Авторъ, устами полубезумнаго, циничнаго убійцы Позднышева, объявлялъ ей, что религіи нигдѣ нѣтъ, что изъ десяти вступающихъ въ бракъ едва ли найдется одинъ, который бы серьезно относился къ супружеской вѣрности, что большинство людей смотряіъ на поѣздку въ церковь лишь какъ на извѣстное условіе для обладанія такой-то женщиной.

Нина слушала, что у людей нѣтъ совѣсти, собственной совѣсти, а есть только какая-то совѣсть общественнаго мнѣнія и уголовнаго закона. Любовь -- ложь, потому что она никогда не бываетъ и быть не можетъ на всю жизнь, а бываетъ лишь рѣдко на годы, а чаще на мѣсяцы, недѣли, дни и даже часы.

Эта любовь происходитъ отъ излишне сытной пищи, и каждый мужчина чувствуетъ такую любовь ко всякой красивой женщинѣ. Иначе -- не можетъ и быть. Любви, которую воспѣваютъ всѣ человѣческія искусства -- нѣтъ, любовь не можетъ быть высокой духовной, идеальной, она -- мерзость, въ ней даже нѣчто свиное, о чемъ вспоминать мерзко и стыдно.

Бракъ -- обманъ и неизбѣжное отношеніе мужа къ женѣ и жены къ мужу -- только отвратительная, ужасная ревность и безсмысленная ненависть, взаимная ненависть сообщниковъ мерзкаго преступленія, то есть брачной жизни.

Нина слушала, что вся цѣль женскаго воспитанія -- выучить дѣвушку, какъ лучше прельщать мужчину и овладѣть имъ, что всѣ женскіе наряды и украшенія -- безстыдны, что всѣ увѣрены будто женщина создана только для наслажденія мужчины, что отношенія между женихомъ и невѣстой, мужемъ и женой -- простая "пакость", что всѣ искусства -- поэзія, музыка, живопись, скульптура -- одна лишь вредная гадость.

Нина слушала и еще болѣе страшныя, позорныя вещи и такія противныя слова, смыслъ которыхъ она только смутно угадывала, содрагаясь и краснѣя отъ стыда.

Все разрѣшилось омерзительной сценой убійства жены мужемъ. Тутъ проповѣдникъ какъ бы отошелъ въ сторону, проснулся мастеръ-художникъ, отыскалъ свои чудесныя краски, свою старую могучую кисть и нарисовалъ, въ мельчайшихъ подробностяхъ, картину, терзающую какіе угодно нервы.

Для чего же онъ рисовалъ все это, для чего поучалъ, проповѣдывалъ, изливалъ свою желчь? Для того, чтобъ имѣть возможность сказать, что бракъ есть мерзость, убійство и самоубійство, что любовь -- грубый, животный инстинктъ и развратъ, что дѣтей не должно быть и родъ людской долженъ стремиться къ самоуничтоженію, потому что въ этомъ самоуничтоженіи, въ прекращеніи человѣчества -- его благо...

Нина совсѣмъ измучилась, чувствовала себя избитой нравственно, подавленной, уничтоженной, опозоренной.

Предъ нею вставали нѣкоторыя впечатлѣнія ея юной жизни, многое изъ того, что она подмѣчала вокругъ себя, въ своемъ кругу.

Она видѣла и чувствовала, что въ словахъ изверга Позднышева есть ужасная правда. Если одно -- правда, другое -- правда, смѣетъ ли она, такъ многаго совсѣмъ не знающая, утверждать, что вся эта смрадная, грязная картина человѣческаго общества -- чрезмѣрное преувеличеніе, сочиненіе, клевета!

А если все, все это правда?!.

Вѣдь, вотъ же она сама, и до этого чтенія, послѣ того, что узнала отъ Ольги, плакала и повторяла: "какъ на свѣтѣ все гадко! какъ гадко!"

"Крейцерова соната" только досказала ей недоговоренное Ольгой, только назвала все это по имени: "пакость, гадость, свиное и стыдное". Такъ оно и есть, и въ такомъ случаѣ онъ правъ -- пусть родъ человѣческій прекратится, только, чтобъ этого не было!

XI.

-- Ольга, онъ правъ!-- воскликнула она внѣ себя.-- Какое счастье, что я не вышла замужъ! Богъ спасъ меня... Все это такой позоръ, такая ужасная, ужасная гадость, что надо бѣжать, навсегда бѣжать отъ этого, какъ можно дальше, и никогда не думать ни о чемъ такомъ... Скажите, вѣдь, вы согласны?

Ольга сидѣла, опустивъ руки, совсѣмъ блѣдная, и глядѣла на нее испуганными глазами.

Наконецъ, она заговорила глухимъ голосомъ: