Змеелов. Книга вторая

И с чем они только ни сравнивали ее, эти смешные поэты! И с трепетной степной ланью, и со стройным кипарисом, и с самой лучшей розой в цветнике великого шаха. Не обошли они своим вниманием и ее глаза — две черные звезды вселенной, ее брови, похожие на туго натянутую тетиву, ее нежные алые губы, как два лепестка граната и щеки, как две зари на чистом небосклоне.

Короче, история обычная. Чтобы не растягивать историю на стандартные тысячу и одну ночь, расскажу лишь концентрированную выжимку из сюжета. Юная и красивая дочь шаха полюбила красавца-дервиша. И между делом сказала ему, где проходят подземные кирязы, по которым питьевая вода Мургаба поступает за городские стены. Молодой же дервиш оказался шпионом, сыном враждебного шаха. Предводителя орды кровожадных кочевников. Он не замедлил явиться в город с отцовской армией. Перекрыл подземный водопровод, город взял на меч. Всех убил и город разрушил.

Раздосадованные горожане еще раньше преступницу Зульфию предали смертной казни. Короче, все умерли. Грустно, девушки…

Много столетий с тех пор пролетело над Мервом. И столько же лет живет в народе печальная легенда о царской дочери. Еще и теперь кое-кто из туркмен, проезжая по древнему городищу, остановится и «благодарно» метнет камень в ее могилу. Вот такая вот печальная сага о вечной любви и безысходном горе.

Дни шли. Не знаю, получил ли Хусниэддин прививку от бешенства или Джаа лечил его сугубо народными методами, но мой квартирный хозяин не заболел. И не умер. И утром тридцатого ноября нас отпустили с миром. Доставив до автодороги на арбе. Там на попутке мы шустро прибыли в Байрам-Али.

Оказалась, что пока мы отсутствовали, дома не все было гладко. Бешеный щенок покусал еще и пожилую родственницу хозяина. Эта женщина, Суна-ханым, выполняла в доме роль служанки. Но для советской власти она, якобы просто по-родственному, помогала по хозяйству жене Хусниэддина-эффенди. Как бы то ни было, эта несчастная умерла в страшных мучениях.

Соседи заперли больную женщину в пустой сарай, забили окна и двери, наблюдая за ее агонией через дыру в потолке, а потом вместе с сараем сожгли…

Все бы ничего, но сарай оказался из числа тех построек, что я арендовал у Хусниэддина. Он находился немного на отшибе, и обычно там размешались мои змеи. Поэтому соседи и решили спалить всю заразу разом, чтобы два раза не напрягаться. Конечно, бывали случаи когда мои змеи убегали. Чему окружающие почему-то рады не были. Но каждый раз я ловил беглянок и водворял на место.

Сейчас никаких змей там не было. Перед долгосрочной поездкой я всех пресмыкающихся сплавил посылками в Киев и Москву. Но в этом сарае находились мои вольеры для змей, фанерные террариумы, и оконное стекло, которое выполняло роль крышек аквариумов. Все это добро погибло безвозвратно. Превратившись в золу и прах. Снова бешеные убытки. Все что нажито непосильным трудом в самодельном серпентариуме исчезло.

Так я понял, что Фортуна стала поворачиваться ко мне задом. Начиналась явно черная полоса…

Глава 17

Первым же делом меня ожидала телеграмма из Киева, с основной работы, где утверждалось, что я не вовремя устроил себе отпуск. Ведь настоящий сознательный рабочий не нуждается в отпуске. Посреди страды. Есть же для этого зима. А так страдает дело. А настоящий стахановец не бросит работу даже на два часа, чтобы попрощаться с умирающей матерью. На мой яд, недополученный за это время, у начальства были обширные планы. Тут же валюту можно было получить. Которой теперь нет. А кто в этом виноват?

Что же, суду все ясно. Это я к тому, что в телеграмме мне особенно запомнились следующие слова: " Вы думаете о чем-нибудь? Вы что, захотели под суд? Так что ли? Какое безобразие!"

И почему я не местный желтый суслик? Тот никогда лишнего не перерабатывает. Все лето, осень и зиму эти зверьки безмятежно проводят в спячке, не испытав на себе ни жгучих лучей, ни суровых холодов.

Что делать? Сослаться на занятость? Мол, то мне на съезд надо, то на конференцию, то на симпозиум, то на консультацию, то в Академию Наук, то на защиту диссертации. Неудобно. Да и не поймут. Пришлось впрягаться в пахоту.

Следующие пять дней по приезде в Байрам-Али, в полдень, когда солнце светило особенно ярко, я, словно в жопу клюнутый, облазил все песчаные бугры в окрестностях города, где «опоздавшие» змеи могли вылазить погреться последний раз «на пляже», на солнышке. Тщетно. Мне удалось поймать только две маленькие эфы. Так как рабочий-плотник с почечного санатория только начал восстанавливать мой террариум, то после того как были выдавлены две капельки яда, обе змеи были заспиртованы в качестве водки «Вечная жизнь».

Но и эта водка пойдет не в счет выполнения плана, а «на лево». Еще летом я озаботился оформлением себе «запасных документов». Как известно, еще с декабря 1932 года по всей стране действовала новая паспортная система, которая, к примеру, закрепляла крестьян как крепостных за местами их постоянного проживания. То есть паспорта имели далеко не все. А только избранные.