Змеесос

Семен Верия встал в круг, засунул свою руку прямо в трусы, видимо положив ее на член, потом сказал:

Аздрюнь, гардец, люлюшка!

Пиранца-пупиранца!
Жэ-э-э-сса лиловая!
Мудда
Корабала
Пюк.

Это есть главная молитва муддизма, я ее только что придумал. Здесь соблюдены все условия нашей религии: непонятность (подлинная таинственность), узнавание (какие-то слова понятны), окказиональность появления (только что придумал), мара-зматичность (бред сивой кобылы), несамостоятельность (похоже на заумные стихи), гениальность (гениально!). Конечно, тебе кажется, Миша, что и ты так можешь. Что ж, дерзай, моя пташка, скоро мы тебя примем в наше лоно, и ты скажешь свою первую предсмертную речь. Ведь для муддиста предсмертно, марикон ты мой семейный!

Рыжая Антонина встала на колени и тихо сказала:

Я здесь стою, как изваянье,

Вымаливая смерть себе;
Свеча горит моим страданьем
И плачет о моей судьбе;
Мое прибежище есть Мудда.
Она живет во мне всегда;
Я верю в истинное чудо:
Не возрождаться никогда!
Ура! Ура! Ура! Ути-пути, лапочки мои!..

— Подождите! — сказал Миша Оно. — Я, конечно, понимаю ваши восторги и вопли, но я с вами совершенно не согласен, и, если хотите, выскажу свои замечания.

Муддисты немедленно прекратили самозабвенные камлания и недоуменно посмотрели в сторону Миши.

— Мне странны твои слова, о мой брат в Мудде, — сказала Ольга Викторовна, почесывая себя между ног. — Однако говори, мы выслушаем тебя!

— Говори, Миша, мы тебе разрешаем, — гордо произнес Семен.

— Хорошо, — сказал Миша и начал свою речь: — Итак, товарищи, мне, во-первых, было очень интересно послушать ваши рассуждения о религии вообще и о муддизме в частности. Признаюсь, эти секунды моего бытия были далеко не самыми неприятными, а вообще — даже было все достаточно кайфово. Но я не согласен с вами в принципе. Вы утверждаете, что только жизнь уверовавшего в подлинную смерть муддиста по-настоящему приятна, ибо все мы знаем о нашем будущем перерождении, и нам все до фени. Это не совсем так. Почему вы думаете, что мы воскреснем? Конечно, думать иначе — государственное преступление, но однако же, вся ваша религия вырастает из конъюнктурной убежденности и боязни высказать некие сомнение… Тише, тише, сейчас я исправлюсь. Конечно, я не сомневаюсь в нашем возрождении, но — вот тут-то и надо создавать религию; религию в помощь государству, так сказать, поддержку общественной установке на бессмертие религиозными постулатами, поскольку — чего там греха таить — не все так умопомрачительно лояльны, как вы. Я понимаю, вы скажете, что глупо сейчас создавать государственную религию, но, во-первых, вы будете согласовываться с Истиной, а для всех религий это было всегда главным, и, во-вторых, вы будете оригинальны в том, что пошли проторенной дорогой и не стали оригинальничать, а это уже Достаточно приятно. С другой стороны, если оставить вашу религию именно в этом виде, я не согласен с тем, что муддическая жизнь приятнее жизни рядового участника реальности. Это неправда! Свою прелесть от каждой секунды бытия и осознание гого, что так будет вечно в любых вариантах тел и душ, я не променяю ни на какие предсмертные ощущения запутавшихся сектантов!

Миша ударно закончил и даже стукнул кулаком по подлокотнику своего кресла в такт речи. Все молчали, не зная, что ответить на это. Наконец Семен Верия, запинаясь от прилива чувств, сказал:

— А как же твоя задача, твоя цель? Ведь ты…

— Какая цель? — сказал Оно. — Я есть я.

— А кто ты? — подозрительно спроси Верия.

— Я — никто.

— Это запрещено! Будь муддистом, и ты станешь им. Будь с нами, мы можем все. Нам все разрешено, и мы любим всех.

— Мне всегда все разрешено, — сказал Миша гордо. — Я пока не буду вступать в ваше лоно, но с удовольствием посмотрю вашу службу.