Змеесос

И так все происходило. Посреди размалеванной настоящими символами комнаты, наполненной сумасбродными набожными людьми, стоял Миша Оно и сладостно грустил, вспоминая свою предшествующую пустоту и настоящее непонимание серьезности всех вещей, что были вокруг него. Он, наверное, был абсолютно правоверен и предан обязательной для всех идее, поскольку не чувствовал ни страха, ни особенного интереса к своему наличному бытию; и лишь грусть сейчас охватывала его от только что совершенного умерщвления друга, который так недавно насладительно крутил руль в машине на длинной пустой дороге. Миша совершил вдруг совершенно четкий поворот «кругом» и медленно пошел в сторону коридора и двери, желая покинуть это время и место своей истории, чтобы нечто новое, приготовленное ему где-нибудь еще, поскорее приняло бы его в свои неизвестные объятия. У двери человеческие руки схватили его плечи, Миша повернулся и увидел Афанасия Чая в шубе, который проникновенно улыбался и, кажется, был так же грустен и элегичен.

— Пойдемте быстрее отсюда, мне это надоело, сейчас приедут органы охраны порядка, а мы не в том состоянии, чтобы завершить день в камере, пахнущей сыростью и несвободой. Я предлагаю вам вместо этого небольшое развлечение, пойдемте, пойдемте, пойдемте…

— Эй, вы! — раздался вдруг зычный голос Семена Верия. — Куда это вы собрались? Стойте, а не то…

— Побежали! — крикнул Афанасий, выталкивая Мишу из квартиры на лестничную площадку с силой злого хозяина, вышвыривающего гостя взашей после глупой ссоры. — Быстрее, иначе все!

Они засеменили вниз, слыша, как разъяренные муддисты бегут за ними, перемежая ругательства с собственными литургическими словами. Миша с Афанасием выскочили наружу, немедленно подбежали к лиловой машине, сели в нее и тронулись с места прямо перед носом у преследователей; и из-за рычания мотора они услышали только «касарюру!» из всех проклятий, которые посылал им Верия, а в стекло заднего вида можно было узреть печаль на лице голой Ольги Викторовны, но скоро все исчезло. За рулем сидел Миша, они ехали назад по тому же шоссе, и где-то вдали был Центр.

— Чудно! — воскликнул Чай. — Как мы их?

— Нормально, но я не понимаю вас. Вы ведь такой же?

— Разве у нас может быть что-нибудь такое же? Все есть только то, что есть, и, потом, мне стало скучно. Вообще, Для меня это несерьезно, я —другой.

— А кто вы? — спросил Миша.

— Я — наркоман, — гордо сказал Чай. — И не обычный «ширяльщик», а — Почетный Наркоман Отчизны, Кавалер Ордена Хрустального Шприца второй степени, неоднократный рекордсмен мира, как по самой большой дозе, так и по скорости попадания в вену; также мне принадлежат многие рецепты наркотиков, очень высоко оцененных на дегустациях и вошедших в рацион самых придирчивых гурманов в нашей области… В своем деле я — большой авторитет!

— Понятно, — сказал Миша.

— А вы пробовали когда-нибудь наркотики? — лукаво щурясь, спросил Афанасий Чай.

— Не помню… Может быть… Что-то курил… Пил… Ел…

— Это — чепуха! — засмеялся Чай. — Если у вас есть желание и вам позволяют ваши этические и эстетические установки, я могу угостить вас своим лучшим произведением. Последние лет восемь я немного отошел от общественной шумной жизни, от турниров, от исследовательской деятельности и, тихо живя в своей характерной квартирке, ежедневно употребляю то, что я вам собираюсь предложить… Это — чудесная штучка! Я думаю, вам должно понравиться. Вы согласны?

— А… это не вредно? — спросил Миша. — Привычки не вызывает?..