– Хей! Вот и дочь моя, сотворенная мной! – сказала шикарная женщина в пестром костюме, сидящая рядом с большой прямоугольной бутылкой. – Она, как всегда, прекрасна, словно фея. Иди сюда и возьми рюмку.
– Это – мой знакомый, – сказала Антонина, подводя Мишу к женщине.
– Чудно! Кто вы? – спросила женщина, хитро улыбнувшись.
– Меня зовут Миша Оно. Я вообще.
– Меня зовут Ольга Викторовна. Я мать.
– Очень приятно, – радостно проговорил Миша и сел за стол вместе с Антониной. – Где же твой отец? – спросил он у нее, наливая себе алкогольный напиток.
– Его здесь нет… Он занят политической жизнью. Я не знаю. Я не помню.
– Отлично, – сказал Миша, съедая какой-то рыжий кусок еды с блюда. – Мне нравится.
Они чокнулись, посмотрев друг другу в глаза, и тут же выпили. Вокруг происходило застолье, производящее гул разговоров, звяканье ножей с тарелками и шум жевания разной еды; лысые люди ехидно смеялись, грызя куриную кость со звуком питающегося пса, а другие сидящие здесь мрачно думали о вещах, принадлежащих будущему или прошлому, и не участвовали в мгновении пира; женщины желали бесед и веселых глаз рядом; их бокалы ждали минуты своего наполнения, как и они сами, ожидающие ощущений и чувств, и атмосфера суматохи и удовольствий была над всем этим столом и людьми, как дым, витающий от только что выкуренных сигарет или сигар. Под столом весь этот праздник превращался в сплошные ноги, и некоторые из ног нервно дрожали, стуча ступней по полу, а другие стояли на полу твердо и незыблемо, как ножки у стола; и эти ноги были словно лица, отражающие внутренний мир в данный момент; и они были искренними, в отличие от верхних частей тела, участвующих в трапезе; и именно здесь начиналась приятная интимность, к которой стремятся все празднующие, желающие завершить предписанный им круг разнообразных наслаждений, чтобы потом заняться чем-нибудь еще. Вот так все продолжало происходить, несмотря ни на что. Маленький человек встал, поднял бокал и торжественно произнес:
– Дорогие лучшие дружищи! Меня зовут Иван Петрович. Я хочу сказать тост и прошу вашего внимания.
Но все продолжалось в том же духе, и никто не внял этому голосу.
– Дружищи! – воскликнул он, ударив ножом о край рюмки. – Помолчите, пожалуйста, совсем чуть-чуть, мне нужно сказать тост, я хочу, я желаю.
Но никто не молчал и не смотрел в его сторону. Удовольствия алкоголем, едой и кучей людей переполняли Мишу Оно в то время, как он накладывал салат, и он восторженно думал о том, что все это хорошо и замечательно и можно съесть еще мясо, ощутив во рту его свежий кровавый сок.
– Дружищи!.. – запищал Иван Петрович, двумя своими пальцами стукнув по столу. – Прошу вас! Мне так нужно сказать этот тост… Я выпью полную рюмку…
– Тихо! – зычно крикнула пьяная Ольга Викторовна, наливая себе желтой жидкости в стакан.
Это сразу же подействовало, и постепенно все сидящие замолкли и с подчеркнутым вниманием обратили взоры на Ивана Петровича, стоящего у своего места с поднятой рюмкой и решительным красным лицом. Он увидел всеобщее ожидание, улыбнулся и сказал:
– Дружищи! Я хочу провозгласить этот тост за лучшее, что есть и может быть в наличии. Я хочу выпить за самое прекрасное, за самое замечательное, за самое чудесное и таинственное. Я пью за реальность! За реальность, которая есть! За реальность, которая есть все! – Он сделал долгую паузу, помычал и продолжил: – Ведь что есть наш мир, построенный таким образом? Он может быть любым на выбор, в нем могут быть любые миссии и задачи; любые моменты озаряют бытие, сливаясь с ним и теряясь в нем; можно понимать его дискретно, прерывисто; можно ловить кайф от осознания его конечности; можно поменять этот мир на следующий или предыдущий; но ведь все это будет реальностью, дружищи, которой мы просто бываем недостойны, настолько она таинственна и хороша! Ибо, если я – лысый человек, я люблю свою лысину и то, что я не нравлюсь женщинам. Ибо мне нравятся мои комплексы и чувство бессилия. Ибо, кто хочет сузить реальность, создав одинаковую для всех жизнь? Я – заместитель милицейского почтмейстера, но ведь это замечательно! И я ни на что не променяю свою безрадостную жизнь! Ура, дружищи, давайте выпьем за реальность, которая лучше самой прекрасной женщины и приятнее самых приятных удовольствий!
Сказав все это, Иван Петрович залпом выпил свою рюмку и рухнул на стул.
– Спасибо, – крикнула сквозь начавшийся шум Ольга Викторовна. – Это интересная мысль, но я люблю и нереальность тоже. Вот за это и пью!
Она выпила залпом свою желтую жидкость и съела помидор.
– Вот это-то мне и не нравится, – тихо сказал Миша Оно, выпивая свой напиток. После этого он встал из-за стола и начал выходить вон.
– Куда ты? – удивленно спросила Антонина.
– Сейчас, – прошептал Миша и ушел.
Он достиг двери, открыл ее и вышел на улицу, на которой все было как всегда. Улыбающийся ефрейтор поклонился ему и сказал:
– Вы уходите?
– Я не знаю. Все ясно. Мне все надоело! Я хочу чего-то еще.
Что-то произошло. Иллюзии, попытки создать историю и желание сотворения страсти пробовали сделать что-то, но ничего быть не могло.