— На записях не было указано его настоящего имени — даже того псевдонима, который он использует для выступлений в клубе, так что я не связал Натэниэла с тем маленьким мальчиком, которого видел. Но когда он появился виживую, даже с короткими волосами, я понял, что это один и тот же… человек. Я убеждал себя, что наличие тех записей никому не причинит вреда. Я воспринимал их как фильмы, как нечто постановочное. Как будто дети, которые принимали участие в съемках, не были реальными, как мой собственный сын. Я люблю его, и я бы никогда не причинил ему вреда. Слава богу, я не смотрю на него с такой жаждой. В случае с ним это просто обычные отеческие чувства к своему ребенку. Ты не желаешь своих собственных детей. И я бы никогда, никогда не притронулся с таким позывом к ребенку в реальной жизни. Никогда.
— Но ты смотрел видео. — Сказала я. Мой голос звучал совсем чужим.
Он кивнул.
— Я мог врать себе, что никто не пострадает, что это все не по-настоящему, постановочно, но потом я встретил твоего жениха. Мне казалось, что это просто совпадение, пока я не пробил его имя и не выяснил его прошлое. В тот момент я понял, что это тот самый мальчик, только повзрослевший. Я впервые возжелал того, чего не могу иметь. Я хотел, чтобы он вел себя несоответствующе, чтобы он был злом — так я мог превратить его в чудовище, которое охотится на женщин и детей, заставляет их страдать. Так же, как и он сам страдал когда-то. Но он не был злом. Его прошлое бросается в глаза, но он был таким адекватным, счастливым, и таким реальным.
— И все же ты попытался повесить вину на него.
— Мне нужно было подставить кого-то. Трудно придумать лучший способ избавиться от своего патологического влечения, чем превратить его объект в сущее зло. Я прошу прощения за это. Мне жаль, что я был в числе тех взрослых, которые смотрели его фильмы и спонсировали его эксплуатацию. Эксплуатация — самое подходящее слово для того, что с ним делали.
— Господи, Терри, ты ведь был на лекции о детской порнографии, слушал о том, что происходит с этими детьми. Ты помогал нам выслеживать и ловить педофилов. И все это время ты был одним из них. — Произнес Тиберн.
— Это не так. Я ни разу не причинял вреда ребенку в реальной жизни.
— Ты платил за те фильмы, которые смотрел? — Спросила я.
Он глянул на меня и отвел глаза — уставился на женщину, лежащую у него на коленях.
— Да. Те фильмы все еще достаточно популярны, чтобы продаваться.
— Тогда ты понимаешь, что спонсировал тех ублюдков, которые это снимают. Тех, которые мучают детей. Ты же это понимаешь? Ты ведь коп. Тебе известно, как там все устроено.
— Да. — Ответил он и потянулся за пистолетом.
— Не надо. — Сказала я.
— Терри, не делай этого. — Попросил Тиберн.
Ранкин просто положил руку на пистолет — она даже не обхватил его пальцами. Я уже приставила винтовку к плечу, нацелившись на него.
— Полегче, маршал. — Предостерег меня Тиберн.
— Капитан, либо она меня пристрелит, либо я сделаю это сам. Помнишь старые байки о драконах и чудовищах, которые терроризировали селян в средние века и раньше, Анита?
— Ага. — Тихо и осторожно ответила я, стараясь не сводить с него прицел.
— Когда один из клана становится чудовищем, мы начинаем охоту за нашими жертвами. Чаще всего — за молодыми девушками, как во всех этих легендах о жертвоприношениях юных дев. Но мы идем за теми, кто нас влечет.
— Вампиры в первую очередь убивают тех, кто им дорог и близок. — Заметила я. Мне пришлось направить дуло в потолок, потому что Ранкин все еще намеревался болтать с нами, и мне было трудно держать его на прицеле. Но я не могла опустить пушку, потому что так возник бы риск, что я попаду в девушку у него на коленях.
— Если я превращусь в чудовище и не смогу вернуть себе человеческую форму, то начну убивать детей, капитан. Я не могу позволить этому случиться.
— Терри, пойдем с нами. Мы позаботимся о тебе, запрем тебя. Ты никому не причинишь вреда.
— Вы все еще не понимаете, что происходит… А ты понимаешь, не так ли, Анита?
Я не врубалась, о чем он, но я задала вопрос, ответ на который мне хотелось узнать, одновременно целясь ему в корпус, выискивая сигналы в его теле, которые подсказали бы мне, что он намеревается включить в игру свою собственную пушку.
— Почему вы убиваете женщин каждые несколько десятков лет?
— Он хочет, чтобы мы убивали их, потому что после смерти первой девушки были хорошие предзнаменования.
— Какие еще предзнаменования? — Спросил Тиберн.