– Угрожаю? – Он глумился, ухмылялся в лицо. – Тебе? Может, и угрожаю. А может, и не тебе вовсе. Это уж как мне вздумается. Это уж мне решать. И хватку ослабь, ослабь. А то сейчас как закричу, запричитаю, придется тебе потом объясняться перед этими своими комсомольцами-кукольниками, за что ты безвинного человека обижаешь.
– Только попробуй! – Алексей тряхнул Мефодия с такой силой, что тот крепко приложился затылком к стене. – Только сунься к кому-нибудь из них.
– К сироткам неприкаянным? Да ты хоть знаешь, щенок, сколько таких вот сироток через меня прошло? Счета им нету. А все потому, что никто их и не считает. Одним больше, одним меньше. Или не одним. То хворь какая, то несчастный случай. То дикий зверь порвет. У вас здесь, как я погляжу, зверей этих развелось…
– Развелось. – Алексей разжал пальцы, брезгливо вытер руки о штанины. – Только зверье это о двух ногах. Я не знаю, что ты раньше творил, но здесь издеваться над детьми тебе никто не позволит.
– Над детьми или над этой твоей девкой? – Мефодий сощурился, а потом спросил с мерзкой ухмылкой: – Да что ж в ней такого, что за нее всяк кобель горой, и старый, и молодой? Что она такое умеет, о чем я до сих пор не знаю?
Не удержался. Как ни старался, а не вышло – врезал Мефодию в челюсть. Крепко врезал, не жалеючи. Сначала в челюсть, а потом еще и под дых.
– Ты меня услышал, – сказал, наклоняясь над сложившимся вдвое выродком. – А это так… для надежности, чтобы запомнил.
Не учили его ни отец, ни Демьян Петрович людей бить, да только разве же это человек? Ответом ему стал лишь придушенный, кажется, даже удивленный стон. Не привык Мефодий к этакому обращению, чтобы не он, а его. Теперь будет знать. Глядишь, и заречется слабых обижать. Но на сердце все равно было неспокойно. Вроде бы и сделал то, что нужно, а все равно тревожно. По-хорошему, забрать бы Галку в город. Не на время, а насовсем забрать, но ведь откажется. Она детей боится оставить даже на несколько часов, не то что насовсем. И что ж теперь?
А теперь придется брать все в свои руки, наведываться на Стражевой Камень каждый божий день, хоть с поводом, хоть без повода. Ему сейчас все равно, что Галка скажет, сейчас главное, чтобы с ней и малышней ничего не случилось. Плохо, что дядьки Кузьмы на месте нет, с ним бы поговорить, предупредить насчет Мефодия. А еще с Демьяном Петровичем, пусть подключит свои связи, узнает про этого гада все, что только возможно. Глядишь, и получится его прижать.
В кухню к Галке Алексей так и не заглянул. Не знал он теперь, как с ней разговаривать, как утешать и что обещать. Не станешь же хвалиться, как мальчишка, что набил Мефодию морду. А в утешениях и обещаниях она вроде как не нуждается. Или делает вид, что не нуждается. Нет, сначала он сам все решит, а уж потом поговорит с Галкой, когда ей уже ничто и никто не будет угрожать.
Когда спектакль закончился, а комсомольцы засобирались обратно в город, появилась робкая надежда, что она выйдет попрощаться. Не вышла. Провожала их только директриса. На Алексея она зыркнула так, что сразу стало ясно: про их стычку с Мефодием она знает. Ее бы воля, не сносить ему головы, но воля не ее, поэтому приходится вежливо улыбаться, благодарить и пожимать комсомольцам руки.
– Мы тут решили, – сказал Алексей, сжимая ладонь Аделаиды чуть сильнее, чем следовало, – что теперь будем навещать вас как можно чаще! Помогать будем всем, чем сможем.
– Спасибо, вы уже помогли. – Она больше не улыбалась, буравила недобрым взглядом.
– Это еще что! – беззаботно отмахнулся он. – Это мы еще, считай, даже и не начинали помогать!
Пусть боится, пусть знает, что теперь и за ними, и за делишками их грязными наблюдают. Пусть не спускает своего пса с короткого поводка.
Неизвестно, чем бы закончилось это их противостояние, если бы с прощальной речью к Аделаиде не подошел Иннокентий. В отличие от Алексея, он не замечал нависших над островом грозовых туч, а то, что видел, казалось ему радужным и беззаботным. Его болтовню Аделаида выслушала с рассеянной улыбкой, было видно, что ей не терпится побыстрее избавиться от назойливых гостей, но воспитание или что-то другое не позволяет. Наконец с прощаниями и взаимными благодарностями было покончено, и тяжелая дубовая дверь захлопнулась за их спинами с грозным, тревожным каким-то звуком.
О том, что Галка пропала, Кузьма узнал от Марка, как только переступил порог дома. Охота нынче выдалась удачная, получилось подстрелить не просто зайца, а молодого кабанчика. Теперь малышня на неделю обеспечена мясом. Кузьма от себя такого не ожидал, не думал, что будет радоваться тому, что какие-то там чужие дети не лягут спать голодными. А оказалось, что радуется. Мало того, он еще и Глухомани, который, как и ожидалось, вернулся вслед за ним в город, наказал охотиться старательно, чтобы впрок.
Кузьма уже представлял, как выложит на стол свою добычу, как обрадуется кабанчику Галка, когда к нему бросился Марк. Бросился, вцепился в рукав, зашептал срывающимся шепотом:
– Дядька Кузьма, Галка пропала! Я уже весь дом обыскал, каждую комнатку, но нет ее нигде.