Змей Горыныч (СИ)

— Я сюда не зад отсиживать приехал, — отвечал Никита, — Где моё войско, с которым я пойду на Змея? А также хотелось бы потолковать о плате, которую получу я и мою люди, когда мы принесём тебе голову Змея.

— Позже потолкуем. А ты, Никита, я смотрю, всё такой же не учтивый и такой же самонадеянный. Располагайся здесь, отдыхай. Войско будет, купцы обещали денег дать, когда торг хороший пойдёт. А сейчас не сезон ещё, торга нет, будем ждать.

— Теперь богатыри купцам и жидам прислуживают? Да, измельчал тут народец, пока меня не было. Садка на вас нет.

— Садко тоже был купцом.

— Но он был воином.

И с этими словами Никита отправился к богатырской слободе. Его товарищи последовали за ним. Небольшое село на побережье реки Волхов предназначалось только для богатырей и христианского духовенства. В конце концов, слово богатырь означало — несущий бога, и всех христианских миссионеров можно было назвать такими богатырями. Отсюда и название — богатырская слобода. Почти всё здесь было таким, как и раньше, когда Никита переживал здесь осаду Новгорода и делился последним со своими братьями — богатырями. Но кое-что изменилось. Пафнутий чувствовал себя здесь не в своей тарелке. Колдун в самом логове своих врагов — богатырей. Он был здесь чужой, и потому тревога не оставляла его. Стоило им войти в богатырскую слободу, как увидели они огромного мужика в белой рубахе. Руки его были в обхвате как ляжки лошади, а плечи широки как коромысло. Такой боец хоть роста был среднего, но мог убить кого угодно и без оружия. Сейчас же он играл с молодым жеребцом на лугу. Жеребец скакал вокруг мужика со всей своей дикой, почти необузданной прытью. Он, то подбегал к хозяину и начинал ласкаться, то вновь срывался с игривый галоп, радостно ржал, брыкался задними копытцами, а время от времени замирал, навострив уши, и прислушивался. Точно так же он замер, когда показался Никита с товарищами, а потом рванул к хозяину, и тот стал успокаивающе гладить ему гриву.

— Это что, ваш конюх? — спросил Никита.

— Да ты что, Никита, не узнал, что ли? — удивился Никола Северянин, — это же Микула Селянинович. Ты должен его помнить.

— Почему это я должен его помнить?

— Потому что ты был в городе, когда он появился здесь. В то самое время, когда тебя…, когда ты покинул Новгород. Микула присоединился к Вольге во время волжского похода.

— Что же, я должен всю прислугу Вольги в лицо знать?

Николай только укоризненно покачал головой в ответ. Но Никита почему-то был невероятно зол на всех. Он вдруг возненавидел всех богатырей, что находились на тот момент в слободе, поскольку у них было всё, чего он так долго бы насильно лишён. Он был изгнан из боевого братства, хоть был нисколько не хуже других и пользовался здесь уважением. И потому сейчас Никита вёл себя с богатырями грубо, и Николай стал уже побаиваться, как бы не дошло дело до драки. Вечером Кожемяка со своими товарищами занял богатырскую избу и устроил там пьянство и праздник по поводу своего возвращения. Шум стоял на всю слободу. Тут-то и вошёл к ним в избу Микула Селянинович с товарищами. От вида его могучего тела многие дебоширы заробели, но не Никита.

— Чего надо? — спросил он.

— Вы бы не шумели так, — заговорил грубым басом Микула, усаживаясь на лавку за стол, прямо напротив Никиты, — мы, конечно, люди христианской веры, долготерпению научены, но и нашему терпению может прийти конец.

— И что вы сделаете? — смотрел на него свысока Никита, — я колдунов на копьё сажал, когда ты ещё у себя в деревне гусей пас.

Микула нахмурился, и это был не добрый знак. Наступила долгая пауза, в течении которой богатыри сверлили друг друга глазами, и не отводили взгляд. Все замерли в избе и не издавали ни звука, ожидая развязки.

— А вот что я сделаю, — заговорил Микула, — предложу тебе спор. Не забоишься? Поборемся с тобой на руках, и решим так нашу неурядицу. Если ты меня поборешь, я уйду со своими товарищами, как будто нас и не было, а если моя возьмёт, то ты сам уймёшься и людей своих успокоишь, и будете вести себя тише воды, ниже травы.