Змей Горыныч (СИ)

— Любишь спорить, сынок? «Ну что, давай поспорим», — произнёс Никита и упёрся локтем правой руки в стол. Микула сделал тоже самое. Две огромных ладони соприкоснулись и началась борьба на руках. Многие из тех, кто были в том момент рядом, говорили, что от такой силы даже дубовый стол затрещал. Никита и Микула не сводили друг с друга глаз, и никто из них не хотел уступать. И тут вдруг ладонь Микулы стала склоняться к столу, он слабел. Все богатыри затаили дыхание, никто не мог одолеть Микулу в борьбе на руках. Сам богатырь выглядел сильнее и здоровее, и не мог понять, почему проигрывает. А Никита смотрел ему прямо в глаза, не отрываясь, как смотрят колдуны в глаза своей жертве, и оттого говорят, что нельзя колдуну смотреть в глаза, что через взгляд он забирает силу. И Никита использовал эти чары, он забирал у своего неискушённого в бою противника силу, а тот отчаянно продолжал сопротивляться. Ладонь Микулы всё приближалась к столу, а лицо исказилось в гримасе невероятного напряжения. Казалось, ещё немного, и он проиграет. Но тут Микула вдруг отвёл взгляд от глаза Никиты и стал смотреть себе на руки. И в этот момент его рука начала подниматься над столом. Микула пересиливал своего противника, он восстановил равновесие, а потом стал давить вниз. И всё это время он не смотрел в глаза Никите, а только на свои руки. И вот рука Кожемяки оказалась на столе, и Микула облегчённо вздохнул.

— Ну что, я победил, — произнёс он.

— Ерунда эта борьба на руках, — ответил Никита, — в настоящем бою эта сила роли не играет. Там важна скорость и мощь твоего оружия.

— Хочешь настоящей борьбы со мной?

— Настоящая борьба бывает только насмерть.

— Ну что ж, не хочешь, дело твоё, — отозвался Микула, — пусть тогда кто-нибудь из твоих людей выйдет со мной побороться. Вон хоть этот здоровяк. Или тот, что стоит с ним рядом, а лучше путь оба идут против меня одного. Я докажу тебе, что и в скорости никому не уступлю.

Те двоя, на которых указывал Микула, были скандинавы Сигват и Дьярви. Они взглянули на Никиту, тот одобрительно кивнул, и все троя вышли на улицу.

— Ну как тебе Микула Селянинович? — подсел к Никите Никола Северянин, — вспомнил его?

— Неплох, неплох для деревенского пастуха.

В этот момент с улицы доносились крики и удары о землю, там вовсю шла борьба. Но вскоре всё утихло, а затем дверь открылась, и в избу вошёл Микула с разбитой в кровь губой. А на дворе в кругу зевак без чувств лежали Сигват и Дьярви.

— Хорошо, — произнёс Никита, — твоя взяла. Уважу я тебя, богатырь. Но и ты меня уваж, испей со мной браги.

И Кожемяка поднёс ему целый ковш браги. Микула схватил его и принялся пить. Выпил всё одним махом, как воду, даже не поморщился, поставил ковш на стол и утёр рукавом усы.

— Добре, — произнёс Никита, — ты мне Ваську Буслаева напомнил. Тот тоже силы был не мерянной, его в Новгороде все боялись. Помнится, палицу он для себя сделал такую, что только он мог её поднять, убивал ей с одного удара. А погиб глупо, но ты и сам знаешь.

— Да я знаю, — отозвался Микула, — Вольга мне рассказывал.

Все следующие дни гости жили в ладу с местными и беспокойств не испытывали. Кроме Пафнутия. Бедному колдуну в эти месяцы не позавидовал бы никто. В безопасности он чувствовал себя только с Никитой. В первые же дни на одной из попоек местные богатыри принялись над ним издеваться. Всё подсмеивались над ним, а потом и вовсе окунули в бочку с водой. Пафнутий выбрался из бочки и в этот момент готов был проклясть всех своих обидчиков, но вместе этого сказал:

— Отпустите, мне пора спать ложиться, время позднее, а то Никита меня хватиться.

Но богатырей не испугало даже имя Никиты. Они схватили Пафнутия и обступили его со всех сторон.

— Куда это ты спать собрался? — спросили богатыри, — уж не в избу ли к богатырям? Ну, уж нет, ты — собака, и спать ты должен в собачьей будке.

Пафнутий криво улыбнулся их шутке и попытался уйти, но богатыри его не отпускали, видимо, они не шутили.

— Ну что, сам пойдёшь, или тебе помочь? — закричал один из них и ударил Пафнутию ногой по заду.

— Сам, — ответил чародей и под всеобщий хохот и улюлюканье направился к собачьей будке. Пафнутий встал на четвереньки и стал залезать, но тут из будки раздался угрожающий рык. Похоже, её обитатель совсем не желал впускать незваного гостя.

— Тише ты, — говорил Пафнутий, залезая в будку, — успокойся.

Но пёс не хотел успокаиваться и в какой-то момент уже готов был наброситься на чародея. Но Пафнутий заглянул зверю прямо в глаза, и животное впало в оцепенение.

— Вот так, молодец, — гладил его по шерсти чародей. Не забыл он ещё чары, помнил ещё, как управляться с животными. В следующее мгновение огромный сторожевой пёс вышел из будки и осмотрел не добрым взглядом богатырей. Он не лаял, не рычал, а молча набросился на того, кто первым попался ему и прокусил новгородцу руку. Богатырь вскрикнул от боли, а Пафнутий выскочил из будки и бросился бежать.

— Держи его! — кричали богатыри, — Держи колдуна!