Его слова ножом полоснули мне по сердцу. Они были правдивы. Я распахнула глаза. И всего на миг увидела под завесой гнева горечь и обиду, но все это тут же исчезло, погребенное под толщей ненависти.
Ненависти, которая оказалась сильнее любви.
– Это не так, – прошептала я. – Поначалу… может быть… но что-то
– Что мне теперь
Я снова вздрогнула и попятилась, но уперлась ногами в край кровати.
– Ты… Рид, ты и мне тоже дал клятву. Ты мой муж, а я твоя жена.
Он безвольно опустил руки, будто сдаваясь. Искра надежды вспыхнула у меня в груди. Но затем Рид закрыл глаза, словно обессилев, а когда открыл вновь, в них не было ничего. Ни единого чувства. Пустота.
– Ты мне не жена.
Все, что еще оставалось от моего сердца, разбилось вдребезги.
Я прижала ладонь ко рту, пытаясь сдержать рыдания. Слезы затуманили зрение. Рид не сдвинулся с места, когда я бросилась мимо него прочь, не попытался меня подхватить, когда я споткнулась о порог и упала. Руки Анселя обхватили меня.
– Ты цела?
Я резко отпрянула от него, поднимаясь на ноги.
– Прости меня, Ансель. Прости меня, пожалуйста.
И бросилась бежать – так быстро, как только могла. Ансель звал меня, но я не слушала и мчалась вниз по ступеням. Мечтая поскорее убежать от Рида как можно дальше.
Я свернула в фойе, тяжело дыша. Прочь, прочь. Мимо разбитого окна. Мимо мертвых ведьм. Мимо шассеров, что толпились вокруг.
Господь, если он был, если он наблюдал за мной – смилостивился, и никто не попытался преградить мне путь. Архиепископа рядом не оказалось.
Выскочив наружу сквозь распахнутые двери, я не глядя кинулась на улицу. Солнечный свет слепил глаза. Шатаясь, я бросилась вниз по ступеням, мутным взглядом осмотрелась, а затем побежала к Солей-и-Лун.
Я доберусь туда. Я снова найду там убежище.
Бледная рука вдруг возникла из ниоткуда и обхватила меня за шею сзади. Я попыталась обернуться, но третий шприц вонзился мне в горло. Я слабо – жалко – забилась в хватке похитителя, но знакомый холод уже стал растекаться по спине. Тьма плавно накрыла меня. Мои веки задрожали, и я накренилась вперед, но бледная тонкая рука удержала меня на ногах.
– Здравствуй, дорогая, – шепнул знакомый голос мне на ухо. Белые как луна волосы упали мне на плечо. Золото замерцало у меня перед глазами, а шрам на горле вспыхнул болью. Вот оно, начало конца. Узор жизни рассеялся.
– Пришла пора вернуться домой.
На этот раз я была рада забвению.
Толочь ведьму в ступе
– Что ты натворил?
Голос Анселя слишком громким эхом прокатился по комнате – вернее, по тому, что от нее еще осталось. Местами стены были пробиты насквозь, мебель пропахла колдовством. Как и мое постельное белье. И моя кожа. Из горла ведьмы натекла целая лужа крови. Я смотрел на труп этой твари и ненавидел ее. Жалел, что под рукой нет спички, чтобы сжечь ее. Выжечь из памяти навсегда вместе с этой комнатой и этой минутой.
Я отвернулся, не желая смотреть в пустые глаза ведьмы. Безжизненные глаза. Она была совсем не похожа на тех грациозных актрис, которых нам еще предстояло сжечь вечером в печи. На прекрасную беловолосую Моргану ле Блан.
И на ее дочь.
Я отбросил мысль прежде, чем она приняла опасный оборот.
Лу оказалась ведьмой. Подколодной змеей. А я – глупцом.
– Что ты натворил? – повторил Ансель еще громче.
– Дал ей уйти. – Чувствуя, как немеют и отказываются повиноваться ноги, я сунул балисарду в ножны и опустился на колени возле трупа. После атаки Лу все тело у меня еще болело, но ведьму нужно было сжечь, пока она не ожила. У самого края кровавой лужи я помедлил. Мне не хотелось прикасаться к ней. Не хотелось приближаться к твари, которая хотела убить Лу.
Потому что, хоть мне и очень не хотелось это признавать, как бы яростно я ни проклинал имя Лу, без нее мир стал бы неправильным. Пустым.
Когда я поднял тело ведьмы, ее голова нелепо запрокинулась, и там, где Лу вспорола ей горло, открылась рана. Кровь оросила синюю шерсть моего мундира.
Никогда еще я так не ненавидел его цвет.