Змей и Радуга. Удивительное путешествие гарвардского ученого в тайные общества гаитянского вуду, зомби и магии

В колониальную эпоху роль таких организаций на западе Африки была не менее велика, чем в наше время. Особенно в прибрежных тропических лесах, чьи обитатели пополняли ряды рабов в колонии Сан-Доминго. Поразительно сходство этих сообществ с аналогичными структурами марунов. Членство строго по инициации, долгий цикл испытаний на выдержку и выносливость, и лишь потом – допуск к конфиденциальной информации: тайным символам, паролям и рукопожатиям. В Сан-Доминго эти условия были непреложны, чтобы узнавать членов своей ячейки, в остальном же организация марунов была открытой для новоприбывших беглецов. Более того, открытость служила необходимым условием её успешного функционирования. Ведь сообщества данного типа не были маргинальной прослойкой африканской культуры, напротив, они-то и являлись ревнителями и хранителями традиционного образа жизни до и после колонизации. К примеру, в Сьерра-Леоне вся ответственность за образование, этику интимных отношений, экономику, политику и здравоохранение лежит на обществе Поро. Тайные организации западной Африки сильны тем, что их деятельность определяют общественные интересы и нужды, а отнюдь не гарантия передачи власти по наследству членами родственного клана. Подобное устройство обеспечивало марунам реальную сплочённость разношёрстной публики, группировавшейся под знамёнами борьбы за свободу.

Будучи решающим арбитром по вопросам культуры, тайное общество следило за соблюдением правосудия. В описанном нами выше племени эфик этим занималось общество Леопарда, чьи трибуналы выносили приговор на основе испытания ядовитыми препаратами. Судебная экспертиза касалась всех видов одиночных и групповых преступлений, особенно, когда в деле замешано колдовство. Отсюда доскональное знание системы производства токсичных препаратов, от опытов с представителями фауны и флоры, вплоть до точной дозировки, способов применения и психологической диагностики испытуемого.

Однако эти вещества использовались не только при судебной экспертизе. Обращение со смертельными ядами – такая же общая черта панафриканской культуры, как песни и танцы. Например, в ряде регионов смертный приговор преступнику приводили в исполнение, нанося уколы копьём, чей наконечник смочен соком ядовитого растения.

В случае кончины монарха, наследник подвергался двойной проверке своих «сверхчеловеческих» качеств с помощью ядов. Если умрёт, на нём прервётся династия, и тогда трон объявлялся вакантным. Помимо колдунов-одиночек, к ядам прибегали законные правители, тщетно пытаясь очистить общество от носителей «скверны». Вожди народности казаманс в Сенегале использовали смесь на основе коры дерева тали, которое называют «деревом испытания». Среди остальных ингредиентов фигурировали молотые сердца предыдущих жертв, плюс множество добавочных, напоминающих те, что и сейчас идут в ход на Гаити: толчёное стекло, ящерицы, жабы, раздавленные змеи и останки трупов. Чан, где это месиво отстаивалось и бродило на протяжении целого года, выкатывали по праздникам на площадь, бесплатно угощая граждан его содержимым. После такого «угощения» ежегодно умирало примерно две тысячи человек[160]. Хотя с развитием работорговли власти нашли более эффективный способ избавления от ведовства. Если верить Моро де Сен-Мери[161], видному колониалисту, несколько африканских князьков заключили с купцами договор о депортации местных колдунов-отравителей именно в Сан-Доминго.

Вырвавшись на волю, Макандаль глубоко в душе затаил замысел отомстить белым. Он боялся не того, что его поймают – никто не станет гонять дорогих ищеек ради однорукого раба-калеки, а тем более него, одного из мандинго – само имя этого племени в устах рабовладельцев и так олицетворяло мятеж. Беглеца волновало лишь одно – когда и как предъявить счёт за былые обиды прежним хозяевам. Перестрелять их было бы несложно. Порох и мушкеты за условленную цену можно достать у городских вольноотпущенников. Даже с одними палками и мачете его орлы могли выжигать и разорять конюшни и мельницы, успевая позабавиться с супругой помещика до прихода войск. Но разорённые усадьбы и разграбленное добро уже не волновали Макандаля, а для воплощения в жизнь его замыслов не хватило бы ружей со всего острова. Однажды, когда Макандаля попросили растолковать приснившийся ему сон, он велел принести глиняный сосуд и опустить в него три платка. Первым был вынут жёлтый – цвет тех, кто родился на острове[162]. Второй оказался белым – цвет кожи тех, кто пока что правит на этой земле, А сейчас вы увидите цвет тех, кто должен ею владеть, сказал Макандаль, и вынул чёрный платок.