— Почему вы уходите от ответа? — В ответ на её сердитый взгляд я ухмыльнулся. — Все высокородные мужи любят время от времени поблудить с женщиной низкого происхождения, и ваш кардинал Борджиа — не исключение. Так сказать, поваляться в грязи, получить удовольствие от быдла...
Я сказал это грубо, с непристойным жестом, и глаза Кармелины вспыхнули.
— Так вот вам что надо, мессер Леонелло? Вызнать все подробности? — Она с отвращением покачала головой. — Нет уж, избавьте меня от своих извращений.
— Я спрашиваю не просто так, — сказал я и почувствовал укол тревоги, который меня удивил. Я больше не ухмылялся. — Он сделал вам больно?
— Нет. — Она посмотрела мне прямо в глаза. — Он был ласков, как ягнёнок.
— Вы лжёте. — Я снова почувствовал охотничий азарт. — Что он с вами сделал? Ударил? Связал?
Она улыбнулась.
— Знаете, я, пожалуй, пройдусь. — Она надменно вздёрнула подбородок и, оставив поле битвы за мной, соскользнула с повозки и присоединилась к рыжему подмастерью, который шагал по дороге, пиная сквозь пыль небольшой камешек.
«Ласков, как ягнёнок, — подумал я и пнул сапогом доски повозки. — Лгунья». Я заметил, как она, не сознавая, что делает, потёрла рукой запястье. Что там было — кровоподтёк, который давно прошёл? Кровоподтёк, появившийся от того, что её руки были с силой прижаты к столу?
«Ну и что с того? — подумал я. — Даже если бы она сказала тебе, что Чезаре любит ставить своим партнёршам синяки, это ещё ничего не доказывает. Даже если ему нравится носить маску и в одиночку отправляться на поиски бог знает каких приключений — даже если он умеет убивать, а потом спокойно спать ночью — даже если бы он прямо тебе признался, что бы ты смог сделать? Он сын Папы; правосудию его не достать».
Но есть ли мне дело до того, свершится правосудие или нет? Мне просто хотелось знать; получить ответ на головоломку, что мучила меня всю зиму. Я хотел, чтобы мой человек в маске наконец снял её и показал мне своё лицо, повалив на шахматную доску своего побеждённого короля.
— Леонелло! — Джулия повернула назад свою серую кобылу и поехала рысью рядом с повозкой. — Леонелло, послушайте, что написал Лукреции граф ди Пезаро: «О, ты, прекрасная и яркая Весна...»
— Пожалуйста, не надо, — взмолился я, отрываясь от своих бесплодных размышлений. Dio, неудивительно, что меня так занимали мысли об убийствах — если бы не они, мне оставалось бы только слушать плохую поэзию.
— Катерина Гонзага хочет навестить нас в Пезаро, — сказала Джулии Лукреция, с мрачным видом склонившись к ней со своего бархатного седла. — По такому случаю надо будет непременно сшить новые платья. Я не желаю, чтобы меня кто-то затмевал в моём собственном доме — в моём новом доме, — а ты же знаешь, эта Катерина вечно корчит из себя королеву! Но готова поспорить, что её муж никогда не писал стихов
— Убейте меня, — попросил я. — Пожалуйста, убейте меня немедля, до того как вы начнёте снова говорить о нарядах!
Но никто не прислушивается к просьбам карлика.
ГЛАВА 13
Рядом с тобою она как фонарь рядом
с солнцем.
— Куда мы идём, синьорина?
— На рыбный рынок. Поторапливайся, Бартоломео! — Я ускорила шаги, запахиваясь в плащ, а мой подмастерье перешёл на бег. Вокруг навстречу серому рассвету просыпался Пезаро. Рим в это час бы уже полон народу: ремесленники торопились бы к своим мастерским, пьяницы тащились бы домой после ночных попоек, нищие занимали бы самые выгодные углы.
— Зачем мы идём на рыбный рынок, синьорина? — Бартоломео покорно нёс огромную корзину, которую я сунула ему в руки, когда мы покидали палаццо. — Ведь дворецкий сказал, что закажет принести свежего осётра прямо к дверям кухни...
— Это значит, что дворецкий получает взятки от торговца, который торгует осетриной. Нет уж, спасибо, я лучше сама посмотрю, что есть на рынке. Мадонна Лукреция привыкла есть всё самое лучшее, и я приложу все усилия, чтобы она так же хорошо питалась и в своём новом доме. Молодая жена должна быть сыта и довольна, пока она учится управлять домом и слугами своего мужа. Пожалуй, сегодня на завтрак у нас будут жаренные на вертеле голуби с соусом из ежевики и румяная плоская римская пицца, чтобы напомнить ей о доме.
— Нынче будет погожий денёк, синьорина, — несмело заметил Бартоломео. Ему было уже пятнадцать, и с тех пор, как я впервые бросила ему передник ученика, он вырос на целую ладонь. У него по-прежнему была молочно-белая кожа, и веснушки выделялись на его лице и шее, точно рассыпанная корица, но его руки стали жилистыми и мускулистыми от долгих часов, когда он взбивал яичные белки и таскал огромные куски говяжьей грудинки. С тех самых пор, как бедняжка Элеонора, торговка фруктами, погибла такой страшной смертью на своём рынке, я всегда ходила на рынок в сопровождении высокого сильного подмастерья. — Похоже, утро будет солнечным.