Змей и жемчужина

Я картинным жестом отбросила в сторону длинную ленту яблочной кожуры, бросила очищенное яблоко Бартоломео и порылась в куче зелени, ища нежные ростки спаржи, которые я собиралась бланшировать. По правде говоря (а правду знали только святая Марфа и моя совесть), мне не хватало не самого Марко, а присутствия мужчины в моей постели. Гладкого, горячего мужского тела, лежащего на моём, поцелуев, смеха и острого запаха мужского пота... Один или два стражника здесь, в Каподимонте, плотоядно смотрели на меня, но я вовсе не чувствовала искушения отдаться первому встречному. У меня, в конце концов, были высокие требования. Если бы я, скажем, возжаждала приготовить кушанье из линя, но на рынке не нашлось бы достаточно свежего линя, я бы обошлась вовсе без этой рыбы, но не стала бы готовить из продукта не первой свежести. Ничего, кроме свежайшего линя, и никаких стражников. Стражники воняли — от них разило варёной кожей и прокисшим пивом. Единственными мужчинами, которые у меня были с тех пор, как я уехала из Венеции, стали знатный дворянин и повар; а общего у знатных дворян и поваров только одно — и те и другие чудесно пахнут. От Чезаре Борджиа пахло сандаловым маслом, дорогой кожей и духами, а от Марко — гвоздикой, травами и оливковым маслом. Вряд ли я когда-нибудь ещё пересплю со знатным дворянином, но я, по крайней мере, могла бы поискать себе другого повара, вместо того чтобы спать со стражниками, когда мне одиноко. И от поваров не только приятно пахнет — у них, кроме всего прочего, ещё и ловкие пальцы. Если ты можешь очистить яблоко, ни разу не порвав кожуру, тебе ничего не стоит развязать завязки и шнурки на женском платье. Не говоря уже о языке повара, умеющем так тонко распознавать различные вкусы тела: солоноватый вкус пота, душистый букет мыла и мускус желания, бурлящий в крови, как масло, поднимающееся к верхнему слою соуса... Мои руки стали шинковать медленнее.

— Готов поспорить, что смогу очистить яблоко одной лентой кожуры, ни разу её не разорвав. — Бартоломео неотрывно смотрел на миску с фруктами. — Можно я попробую?

— Нет. — Я взяла ещё спаржи. — Продолжай шинковать лук для лукового хлеба. А потом я покажу тебе, как вырезать из теста ромбы. Вид пирожных так же важен, как и их вкус.

— Да, синьорина. — В его голосе прозвучали мятежные нотки, но он всё же послушался меня. — А муж мадонны Джулии тоже останется на ужин?

Я положила пригоршню тонких побегов спаржи, чтобы потушить их с небольшим количеством солёной, острой ветчины.

— Да, останется.

Бартоломео длинно присвистнул, и я подняла бровь.

— Никаких сплетен о хозяевах, понял?

— А я ничего и не говорил. — Но мой подмастерье покачал головой, и, по правде говоря, весь дом только и делал, что качал головами с тех пор, как Орсино Орсини прибыл в замок два дня тому назад. Думаю, старший брат мадонны Джулии чувствовал сильное искушение не пускать его на порог, боясь, что, уезжая, он заберёт с собой свою жену. Упаси бог, если семейство Фарнезе потеряет тот неиссякаемый источник папских милостей, который предоставила в их распоряжение сестра, которую они поспешили заклеймить как шлюху!

— Я слышала, что Орсини собирается потащить её в Бассанелло, — по секрету сообщила одна из служанок. — За волосы!

— Ты думаешь, Его Святейшество это потерпит? — фыркнул дворецкий. — Да он пошлёт против Орсино Орсини войска, чтобы заполучить её обратно.

Я слышала, как за столом брат мадонны Джулии простонал:

— Так что же ты собираешься делать? — Но Христова невеста ни с кем об этом не говорила и никто ничего не знал.

— О мадонне Джулии, — начал было Бартоломео. — Как вы думаете, она действительно...

— Я ничего не думаю, — оборвала я его, помешав спаржу и добавив к ней полкувшина бурлящего говяжьего бульона. — Мне хотелось бы только одного — чтобы синьор Орсини уточнил, что из моих блюд ему понравилось, а не ограничивался бы благодарностью за «замечательную еду». Потому что как же я буду его кормить, если не знаю его вкусов? Вот это, Бартоломео, и есть единственное, что нас должно интересовать.

— Да, синьорина.

— Нынче вечером вас может заинтересовать и кое-что другое, — раздался из дверей ироничный голос. — Только что приехала его мать.

Я повернулась, всё ещё по локоть утопая в спарже, и увидела карлика Леонелло, стоящего, прислонясь к косяку и сложив руки на груди. Зря мадонна Джулия переодела его в эту чёрную ливрею — она, конечно, очень ему шла, но в ней он ещё больше походил на чёрта. И тут до моего сознания дошло то, что он только что сказал.

— Мадонна Адриана здесь?

— Она и отряд папских стражников. Да к тому же ещё и несколько путников, спасающихся от французской армии — несколько знатных венецианских дворян, венецианский архиепископ и их свиты, и все они ищут гостеприимства в замке. — Леонелло пожал плечами. — Так что нынче вечером вам придётся накормить гораздо больше ртов, чем вы рассчитывали, Signorina Cuoca.

— Но зачем приехала мадонна Адриана? — Я моргнула, вытирая руки о передник. Я могла бы потушить для неё свежей форели из озера...