Змей книги бытия

…А как-то раз была оказия такая:
На всякий мой вопрос колдунья, как немая,
Ни слова мне в ответ так и не проронила.
Я понял: от меня секрет она свой скрыла.
То долу, то горе взор ведьма обращала
И, руки заломив, о помощи взывала…

Я повелел сказать, чего она страшится,

И вот что мне сия поведала девица:
«Увы мне, — начала стенать в тоске глубокой, —
Сей есть виновник всех невзгод моих жестокой!
Он прячется в щели и ужас мне внушает,
Всем видом он своим дар речи отнимает.
И лапы у него — как раковые клешни,
Выглядывает он, как слизень из скворешни!
Вот пятится назад, перепугать желая,
Рогами грозными ужасно помавая!»

Вы, общества столпы, ревнители порядка,

Караете вы всех злодеев без остатка,
Не бойтесь проявить излишнюю суровость…

Чтоб ведьму осудить, нам не пристала кротость…

Отправьте на костер негодную девицу,
Юстицией такой века должны гордиться!..

Слог устарел, и рифма бедновата…но этот отрывок вызывает желание познакомиться с оставшейся частью.

Похоже, мы уже собрали достаточно материала, чтобы избавить себя от новых перечней.

Невозможно описать в нескольких строках «подвиги» демонологов, почти каждый из которых был вместе с тем судьей и законодателем. Но еще предстоит создать большую книгу, страшную и захватывающую! У всех этих клевретов узаконенного фанатизма были свои отличительные черты: каждый из них налагал на свои труды собственный отпечаток — и мы легко обнаружим эту психологическую «печать» при рассмотрении различных гекатомб, которыми они вкруговую обагряли территорию своей соответствующей юрисдикции.

Николай Ремигий был мистиком беспощадности; об этом свидетельствуют не только девятьсот ведьм, сожженных им в Лотарингии за короткий промежуток времени: сорок женщин покончили с собой, чтобы не попасть в его руки, и он хвастает этим в предисловии к своей книге с посвящением кардиналу Лотарингии (1596).

Епископ Женевский, один из самых надменных вельмож, проявил не меньшую «оперативность» примерно семьюдесятью пятью годами ранее: за три месяца он сжег пятьсот ведьм.

Грилланд, инквизитор из Ареццо (1520), признает тысячу семьсот семьдесят жертв: непреклонный и торжественный, не проявляя ни гнева, ни жалости [398], он просто исполнял свой долг священника; и ни один другой богослов, за исключением, возможно, иезуита Дельрио, не был более систематичным и казуистичным.

Шпренгер, наоборот, сострадателен и добр; только из милосердия он поджаривает несколько тысяч подсудимых; вначале он хочет спасти их от адских мук; затем, глубоко тронутый бедами и несчастьями народа, обычно приписываемыми адептам Черной магии, он желает положить конец такому положению вещей, уничтожив всех волшебников до одного.

Пьер де Ланкр — советник при Парламенте Бордо, человек добродушного нрава и нестрогой морали, влюблявшийся в красивых ведьм, когда он их не сжигал, — признается с невероятной бесцеремонностью в том, что осудил шестьсот женщин в течение трех месяцев в области Лабур (1609 г.). По словам некоторых историков, следовало бы говорить о целой тысяче.

В это же самое время, самый недалекий из всех, Анри Боге, судья из Сен-Клода, отправляет шестьсот человек на бургундские костры (ок. 1602 г.).

Автор «Республики»,красноречивый адвокат, а впрочем, либеральный и довольно передовой для своего времени писатель, Жан Боден, набрасывает свой собственный портрет росчерком пера: он высказывает пожелание собрать вместе сотни тысяч колдунов, наводняющих мир, чтобы он сам, Боден, мог поджарить их всех за один раз.

Что же касается аутодаферимско-католической Инквизиции, то мы не станем останавливаться на них в этой главе; добрые души, возможно, расценили бы как кощунство, если бы мы приравняли к человеческому правосудиюисполнение того, что они считают правосудием Божьим. С другой стороны, видя, как мы требуем права на эту номинальную категорию, другие добрые души вполне могли бы счесть нас ироничными — и вот мы плывем по воле волн между Харибдой и Сциллой!..