Змей книги бытия

Позднее «Креститель», утверждая, что показывал у X*** этот медальон (бесценное сокровище, имевшее еще более высокую стоимость) самым непринужденным тоном утверждал, что забыл его на улице В… К счастью, этот предмет искусства был благоговейно спрятан в выдвижной ящик и затем отослан доктору заказной почтовой посылкой. Планы «Крестителя» были сорваны: ему не удалось «раздуть» эту историю.

В отместку он стал намекать о том, что X*** — грозный маг: факт, что наследник Вентра покинул Париж в ужасе. Он отказывался объясняться насчет X*** и лишь в минуты откровенности давал понять, что этот страшный некромант, наперсник Сил Тьмы, заставлял служить себе всю Преисподнюю (sic).

На самом деле, подобные подозрения должны были показаться мерзостными Избраннику, который каждую ночь онебесиваетсяот поцелуев ангелов Света, Сахаэля, Анандаэля и прочих и позволяет осаждать себя a posterioriпохотливому фантому обрезанного Иезекииля.

Этот израильтянин с того света действует лечебным, хотя и необычным способом — и очевидно, одно из нападений равносильно для него очищению желудка и кровопусканию. К тому же он располагает для своих партнеров животворящими и благотворными флюидами, которые заставляют существа подниматься, ступень за ступенью, по восходящей лестнице жизни…

ет nunc, lenones, intelligite: erudimini, qui judicatis lupanar! [588]

ד Колесница = Септенер = Триумф Завершение = Полнота = Богатство = Избыток… Цветы Бездны Глава VII ЦВЕТЫ БЕЗДНЫ

Еще пара слов для интересующихся проблемой Черной магии.

Склонившись вместе с нами над бездной, чью крутизну они смогли охватить и чью головокружительную тьму им удалось измерить, возможно, они без удивления заметили, как на краях и даже в овраге, ведущем в пропасть, распускаются какие-то цветы дикой и гибельной красы, с хмельным и дурманящим ароматом…

Неужели они не знали, что у Зла есть своя поэзия? Даже от мерзостной тайны исходит фантастический идеал, пленительный и зловещий, прельщавший некоторых людей во все времена.

Будьте осторожны, любопытные! Здесь кроется великая опасность эксцентричных экскурсий в миры, заказанные для причуд непосвященных. Тот, кто отваживается вступить без проводника на тропу небывалых эмоций, уже ступает путем своей близкой погибели: всё вокруг него способствует его распаду и предрекает его. На двери, которую он пересечет, Данте мог бы запечатлеть грозный терцет из своего Inferno:

Per те si va nella cilia dolenle;
Per me si va neW elerrto dolore:
Per me si va Ira la perdula genie!.:

[589]

Правда, они требуют от Колдовства лишь присущих ему чар искусства [590]: для этих опасности намного меньше. Они довольствуются внешней яркостью Гримуаров и грызут лишь «корку» запретного плода.

Но иные смельчаки смакуют самую сокровенную поэзию Зла. Искушение для них было слишком велико; они не смогли устоять перед ним. Их совратил дух злобы, которым они теперь одержимы. Отныне они плывут по флюидическому потоку извращенности к бездне бессознательного, которая должна однажды их поглотить. Это самоубийство — завершение их судьбы: волей-неволей все они сюда сходятся; и некоторые из них— весьма окольными путями. Они уничтожают даже свою индивидуальность путем ее усиления:. и если лихорадка неуступчивого эготизма завлекает их в небывалые странствия с целью приобретения исключительной оригинальности — бесплодные усилия, иллюзорное приобретение, — они все равно потерпят поражение. Вместо того чтобы создать искусственное «Я», они лишь потратят все силы на то, чтобы разрушить в себе «Я »реальное.

Пропасть Бессознательного! Это Малыитрем, куда великий Искуситель незаметно увлекает их утлые челны, ослепляя глаза кормчего фантасмагорией обманчивых миражей. Поднимается глухой рокот, вскоре усиливающийся и переходящий в гул; но мореход, едва ли отвлекаясь от своих мечтаний, не замечает, как его суденышко начинает вращаться по кругу в окрестностях всё еще далекого водоворота; что его движение ускоряется; что оно кренится на левый борт, описывая спираль, диаметр которой на глазах сужается…

Однако волшебная иллюзия удваивает свои пленительные чары… Бездна грохочет уже в нескольких кабельтовых; но кормчий ничего не слышит. Зияющая воронка уже всосала в себя хрупкую лодочку, увлекаемую, подобно перышку, вращающейся внутренней стеной, но кормчий ничего не видит — и вот он исчезает на дне водоворота, по-прежнему пребывая в экстазе, со взором, погруженным в лазурь его грезы!