Змей подколодный

Крошечный домишко, обретавшийся на растресканной платформе, на вокзал совсем не тянул. Диспетчерская на последней остановке трамвая, не более. Но под козырьком горела тусклая лампочка и светилось окошко с распахнутыми ставенками — да, конечно, здесь продают билеты и ночью. Билеты на специальные рейсы ковров-самолётов, следующих до острова Масганапханабури, далёкого волшебного острова, на котором…

— А куда теперь? — спросил Андрей, и ковры-самолёты растаяли в темноте за платформой. — Проводник твой сгинул…

— Отсюда я и сама найду.

До салона госпожи ведьмы оказалось два шага. Одноэтажный коттеджик с дракончиком на высоком шпиле, витринные окна — очень, очень удобные для следственных нужд! Подождав, пока за клиентами закроется дверь, сыщик залез на низкий подоконник, соблюдая все возможные предосторожности. Он сильно опасался сигнализации — не обычной, а магической. К примеру, прилипнуть намертво к стеклу под издевательское уханье филина — экий выйдет конфуз!

Конфуз таки вышел — правда, несколько иного рода. Ах, господа, умереть от скуки детективу не светит! Вот быть стащенным за штаны с чужого окошка — это всегда пожалуйста! Так что испытать на себе прелести магической сигнализации (имевшей, к слову, место) Никита попросту не успел.

— Ой… — прошептал он, обнаружив себя прижатым к газончику тяжёлыми лапами. — Собака…

— В-вау, — согласился обладатель лап и улыбнулся сыщику во всю пасть. На собаку он походил мало. Огромадный серый волчина. Вот тебе — сигнализация…

— Собачка… Хорошая собачка, — льстиво сказал сыщик. — Красавец! Можно, я тебя поглажу?

— В-вау, — согласился волчина, и сыщик осторожно дотронулся до стоящей на груди мохнатой лапы.

— Хороший пёсик, хороший… А где твой хозяин? Ты один гуляешь?

— В-вау, — согласился волчина и лизнул сыщику пальцы.

— Славный пёсик, — сказал сыщик, приободрившись, и провёл ладонью по густой шерсти. — Какой ты славный…

— В-вау, — согласился волчина и подмигнул сыщику недобрым зелёным глазом.

— Славный пёсик, умница… Дай-ка я встану, мой хороший…

— Ещё чего! — внятно сказал волчина. Сыщик даже удивиться не успел: волчья морда, наклонившись, дыхнула горячим смрадом, закачалась и расплылась.

Некоторое время волчина присматривался к обмякшему мальчишке, а убедившись, что наркоз сработал, переступил на травку, закинул сыщика себе на спину и потрусил прочь от салона. Тащить мальчишку, пребывая в волчьем облике, было неудобно, но приказ есть приказ.

Волчине, который был волчиной первый раз в жизни, нисколько не улыбалось менять обличье под носом хозяина. Большое спасибо, до сих пор хвост как не родной. За углом перекинемся, ничего страшного.

2

Первой эмоцией очнувшегося сыщика был жгучий стыд: доигрался. Добыл себе повод для игры ума. Шерлок Холмс со своим кокаином просто отдыхает.

Но, попавши в плен, заниматься самобичеванием бессмысленно и несвоевременно. Поэтому сыщик приподнял ресницы и попытался оценить положение. Где он находится — это раз. Есть ли у него компания — это два. Сколько отсюда выходов — это три… На счёте "четыре" сыщик уразумел, что прикован цепями к стене, покрылся холодным потом и сбился со счёта.

Стена обреталась в некоем пространстве, и пространство это понятия не имело о привычных законах природы. Наличествовали в пространстве странные предметы, в других условиях, очевидно, имевшие быть заурядной кабинетной мебелью. Грани предметов мерцали ядовитою зеленью. Над предметами мерно и косо качался маятник, уходя стержнем в никуда. С оптикой дело обстояло ещё хуже: словно в негатив попал. Или на планету под лучами чёрного солнца — только самой планеты видно не было. Чёрный свет заливал пространство кромешной темнотой, и в темноте висела обстановка профессорского кабинета с единственной стеной неизвестных размеров.

По чёрной-чёрной дороге к чёрной-чёрной стене ехала чёрная-чёрная машина, в чёрной-чёрной машине сидели чёрные-чёрные люди, замышляя чёрные-чёрные дела… И у чёрной-чёрной стены вылез из чёрной-чёрной машины чёрный-чёрный человек и сожрал маленького глупенького сыщика чёрными-чёрными зубами.

"Вот теперь я попал, — подумал сыщик. — Вот это я попал! Вот вам, сопливым детективам, край мира — чем не он?.. Без паники, только без паники. Фёдор Аркадьевич, дорогой, любимый, вытащите меня отсюда, я с вашим талисманом спать буду, и есть, и в туалет ходить, и… Мама, мамочка моя!!!"

Не потеряв ни секунды на дальнейшую оценку ситуации, сыщик раскрыл рот и повторил эксперимент, проведённый в Блюде. Акустика на краю мира оказалась даже круче, чем в старикашкином доме: имя Никитиного куратора понеслось во все стороны, отдалось эхом от камней за спиною и ударило в диск маятника. Маятник замер, отчётливо скрипнул и закачался снова, а голос сыщика бесследно сгинул во тьме. Вместе с экспериментом.