Сын неожиданно уселся к ней на колени и обвил руками шею; черноволосая голова ловко уместилась между ее щекой и плечом. Кора почувствовала его теплые слезы, его сердечко билось у ее груди!
— Ну а теперь, — она взяла его лицо в ладони, боясь, что вот сейчас он уйдет и никогда уже не вернется, — расскажи мне, что ты такого натворил, и я тебе скажу, как нам быть.
— Это все миссис Рэнсом, — ответил он. — Я хочу тебе показать, но мне нельзя! Я хочу тебе показать, но обещал ей, что никто ничего не узнает!
Фрэнсис разрывался между желанием сдержать слово и рассказать обо всем матери: как ни поверни, все равно что-то будет не так. Он разжал руку, и Кора взяла у него бумагу. Синими чернилами на синем листе было написано: «ЗАВТРА/ШЕСТЬ/ИСПОЛНИТСЯ ВОЛЯ МОЯ!» — а ниже какой-то детский рисунок: длинноволосая женщина лежит, а на нее накатывает волна. Стелла Рэнсом подписала свое имя и добавила: «Надень курточку, а то замерзнешь».
— Боже мой, Стелла… — Кора еле удержалась, чтобы не сбросить Фрэнсиса с колен и не побежать к двери, но что, если сын больше никогда не придет к ней, не кинется в объятия, не кинется ловить ее взгляд? У Коры закружилась голова, и она, борясь с дурнотой, сказала — как будто просто так, как будто его ответ ничего не значил: — Ты с ней пошел к воде? Ты помог ей спуститься?
— Она сказала, что ее зовут домой, — ответил он, — сказала, что ее ждет змей, а я ответил, что там никого нет, а она сказала, что пути Господи неисповедимы и она и так уже зажилась.
Он закрыл лицо ладонями и задрожал, словно до сих пор сидел на берегу и солнце давно зашло.
— Понятно, — ответила Кора. — Понятно.
И принялась его утешать, удивляясь, что сын не противился, что повернулся к ней. Кора обнимала его, стараясь и сама успокоиться, и успокоить Фрэнсиса, потом крикнула Марту, та появилась на пороге, взглянула на Кору, и вся ее недавняя холодность тут же улетучилась.
— Марта, возьми его, пожалуйста, — велела Кора, — боже мой, боже мой, где мое пальто, где ботинки? Фрэнки, ты молодец, ты все сделал правильно, а теперь моя очередь. Нет-нет, останься, я скоро вернусь.
Уилл с Джоанной и Наоми шагали по Высокой улице. «Как они горды собой!» — улыбнулся Уилл про себя и, по своему обыкновению, задумался, как лучше обо всем рассказать Коре, что ей больше всего понравится, — но, пожалуй, теперь это невозможно, старое разрушено, переделано, и он пока что ничего не понимал. Вдруг Джоанна воскликнула: «Кора!» — и помахала рукой. Навстречу им бежала его подруга, и на мгновение Уиллу показалось, будто она отправилась его искать (при мысли об этом он не сумел удержаться от восклицания), потому что не могла больше ни часу выдержать взаперти.
— Что случилось? — спросила Наоми, остановилась и машинально потрогала висевший на шее оловянный медальон. Что-то явно стряслось, тут не могло быть никакого сомнения: щеки у Коры мокрые, рот испуганно приоткрыт, в руке сжимает лист бумаги, размахивает им, словно хочет подать сигнал.
Добежав до них, Кора, не остановившись, потянула Уилла за рукав и выпалила:
— Стелла внизу, у воды, я боюсь, стряслась беда.
— Мы только что оттуда, и это всего лишь лодка, которую потерял Бэнкс…
Но Кора сунула Уиллу бумажку и была такова. Листок упал на мокрую дорогу, и Уилл на миг оцепенел, потерял дар речи. Беда, беда стряслась, как же он сразу не догадался, как же не заметил, как же проглядел то, что творилось у него под носом! Джоанна наклонилась и подобрала бумажку. Сперва она не поняла, что это, но потом у нее перед глазами нарисовалась столь дикая и ужасная картина, что она всплеснула руками, словно пыталась ее отогнать.
— Папа, — Джоанна не удержалась и расплакалась, — разве она не спит? Разве мы не оставили ее наверху, в безопасности?
Уилл побелел как полотно и, еле заметно пошатнувшись, ответил:
— Я же слышал, как она ушла к себе, как закрыла дверь… сказала, что хочет отдохнуть…
Они увидели, что Кора добежала до того места, где дорога спускалась к солончакам, и сбросила пальто, чтобы не сковывало движения. Уилл устремился за ней, проклиная свое тело, которое вдруг стало неповоротливым, вялым, будто принадлежало другому человеку, а сам он всего лишь дух, вселившийся в него. До ручья он добежал последним. Кора, стоя на коленях в грязи, пыталась приподнять перевернутую лодку, так что под платьем на спине проступали мускулы, девочки тоже стояли на коленях рядом с ней, и казалось, будто они втроем поклоняются какому-то уродливому злому божку, который оставляет все их молитвы без ответа. Уилл увидел вокруг обломков лодки (как же он раньше этого не заметил?) камешки с голубой каемкой, обрывок голубой ленты да стоявшую на гальке голубую стеклянную бутылку.
— Она сказала, что устала и пора отдохнуть… — ошеломленно пробормотал он. Что они там делают? Подолы густо облепила грязь, шеи напружены в усилии?