Змей в Эссексе

Если Люк и Марта ожидали, что влюбятся друг в друга или же, напротив, станут друг друга презирать после того, что случилось в праздник солнцестояния, то оба очень ошиблись. Вместо этого они испытывают облегчение, словно солдаты, сражавшиеся бок о бок в смертельной битве, и к той ночи не возвращаются не то что в разговоре, а даже в мыслях. Тогда иначе было нельзя, вот и всё. С общего молчаливого согласия было решено оставить Спенсера в неведении: Люк его очень любит, а Марте он очень полезен — он собрал вокруг себя влиятельных и состоятельных политиков. По его мнению, в Бетнал-Грин следует построить новые дома, к жильцам которых никто не станет предъявлять моральных требований и в которых будут хоть какие-то удобства, а не просто крыша над головой.

Марта и Эдвард Бертон едят жареную картошку в Лайм-хаусе и обсуждают проекты, пока корабли из Новой Зеландии разгружают в порту мороженую баранину. Мы сделаем то-то и то-то, говорят они, по-свойски облизывая соленые пальцы, и не замечают, что каждый из них включил другого в планы на будущее. «Мне всего лишь приятно ее видеть», — поясняет Бертон матери, однако ту обуревают сомнения: девушка, вообще-то, хорошая, но уж больно задирает нос, да и выговор у нее как у образованной.

А вот чего Эдвард не замечает, когда в тот вечер возвращается домой с Мартиным журналом в руке, так это человека, который некогда ранил его ножом в тени собора Святого Павла и теперь караулит в переулке. Сэмюэл Холл поджидает его с тех самых пор, как Бертона выписали из больницы, — в другом пальто, но в кармане у него все тот же нож с коротким клинком, который с такой легкостью вонзается между ребер. Он уже с трудом вспоминает, из-за чего ополчился на Бертона, — кажется, они повздорили из-за женщины? — да и какая, в сущности, разница. Им движет лишь ненависть, подогреваемая выпивкой и бездельем; однажды его месть не удалась, и теперь он с нетерпением ждет случая довершить начатое. А то, что Эдвард Бертон стал любимцем богачей и те так часто его навещают и засиживаются так подолгу, лишь укрепило решимость Холла расправиться с ним, теперь все они стали его врагами. Он наблюдает, как Бертон стряхивает соль с рукава, вставляет ключ в замок и зовет мать, которая его ждет. «Значит, не сегодня, — думает Холл и прячет нож, — не сегодня, но скоро».

На похороны Крэкнелла приходит целая толпа, ведь никого не любят так сильно, как мертвых. Джоанна поет «Великую благодать», и у всех собравшихся в доме Господа глаза на мокром месте. Кора Сиборн прислала венок, который, как все догадались, стоил целое состояние.

Уилл полюбил гулять и часто ловит себя на мысли, что, по статистической теории, он вполне может оказаться там, где ступала нога Коры. На прогулке преподобный размышляет, как ему быть, и никак не может прийти к окончательному выводу. Стоит ему подумать о Коре, как его обуревают противоречивые чувства. Он так спокойно ее любил, что даже апостолы восхищались бы его братской любовью, им словно удалось устроить рай на этом грязном клочке земли, но потом все переменилось. Он никак не может забыть, как выгнулась ее талия под его ладонью и что случилось потом, и ему стыдно, хотя и не настолько сильно — думает Уилл, — как следовало бы.

И есть еще Стелла, такая кроткая и безмятежная в голубом хлопковом платье, что, когда ее сзади заливает свет, посрамила бы святых с витражей. Она то рассуждает о жертве и лежит так тихо, словно ее возложили на алтарь, то оживляется и ночами пишет в голубой тетради. Что ему делать с нею? Он представляет иглу и скальпель в руках хирурга, и все его существо сжимается. Он радуется, что Господь устроил все так разумно, но не верит в зыбучие пески людского мастерства. И вот почему: человеку свойственно ошибаться. Достаточно вспомнить, какие разгорелись споры, когда Галилей заявил, что Земля вращается вокруг Солнца, или предположения, что мужчина помещает скрюченного гомункула в утробу своей жены. Пусть наука сколько угодно выпячивает грудь и заявляет: «На этот раз все правильно», но должен ли он рисковать жизнью Стеллы?

Уилл торгуется с Богом, как некогда Гедеон. «Если Ты не хочешь, чтобы ее лечили, дай мне знак, помешай этому так, чтобы я понял», — молит он и сам замечает в своих словах логическое противоречие, но пусть: отчего бы Господу не воспользоваться как своим орудием логикой? В воскресенье Уилл всходит на кафедру и напоминает пастве о том, как Моисей в пустыне воздел к небу деревянный жезл, вокруг которого обвился гигантский змей, и о том, что это дало евреям надежду.

В конце июля ночные стражники оставляют свой пост.