Змей в Эссексе

Люк Гаррет

Пентонвилль-роуд

27 июля

Уже поздно, и Вы подумаете, что я пьян, но рука моя тверда: я сумел бы зашить человека, распоротого от горла до пупа, и не пропустить ни стежка!

Кора, я люблю Вас. Нет уж, послушайте меня: Я ВАС ЛЮБЛЮ. Я знаю, что не раз говорил Вам это, и Вы улыбались, принимая мои чувства, потому что я для Вас всего лишь Чертенок, всего лишь друг, не о чем и беспокоиться, этот камень не возмутит Ваши тихие воды, Ваше невыносимое спокойствие и СНИСХОДИТЕЛЬНОСТЬ, с которой Вы ко мне относитесь, — пожалуй, порой Вы даже по ошибке принимаете ее за любовь, когда мне удается чем-то Вас позабавить или показать Вам какой-нибудь ловкий трюк, точно я собака, которая тащит хозяйке обгрызенную палку…

Но я все же хочу, чтобы Вы поняли. Я должен Вам это сказать. Я ношу Вас в себе, как опухоль, которую впору вырезать, — она тяжелая, черная, она БОЛИТ и испускает что-то мне в кровь, на расстроенные мои нервы, а если ее вырезать, я не выживу!

Я люблю Вас. Я полюбил Вас с той минуты, как Вы вошли в светлую комнату в грязном платье, взяли меня за руку и сказали, что никому из докторов, кроме меня, это не под силу, — я любил Вас, когда Вы спрашивали, сумею ли я спасти его, я уже тогда понимал: Вы надеетесь, что не сумею, и сознавал, что не стану и пытаться… Я люблю Ваше траурное платье, пусть оно и обман, я люблю Вас, когда вижу, как Вы пытаетесь заставить себя полюбить сына, я люблю Вас, когда Вы обнимаете Марту, я люблю Вас, подурневшую от слез и усталости, я люблю Вас, когда Вы надеваете бриллианты и разыгрываете из себя красавицу… Неужели Вы полагаете, что кто-то другой сумеет изучить все Ваши образы, как изучил их я, и с одинаковой силой полюбит каждую Кору?

Я пытался перемочь свою любовь — и когда Майкл умирал, точно святой грешник, в той комнате с открытыми шторами, и когда он наконец отправился туда, откуда пришел. Я пытался любить Вас так, чтобы и самому уцелеть, я не мечтал сделать Вас своею, я уступил Вас этому Вашему новому другу, и все равно меня мучит бессонница, потому что стоит мне сомкнуть глаза, как Вы тут как тут и просите меня о таком, что я просыпаюсь, чувствуя во рту Ваш вкус, хотя за все это время не позволил себе большей дерзости, чем положить ладонь Вам на плечо… Вы называете меня Чертенком, но я вел себя как ангел!

Не отвечайте мне. Не приезжайте. Мне это не нужно. Я не поэтому Вам пишу. Неужели Вы думаете, что моя любовь умрет без Вашего подаяния? Неужели Вы полагаете, что я не сумею смириться? Что это, как не смирение: я признаюсь Вам в любви, понимая, что она безответна. Вот до какого унижения я готов дойти.

Это все, что я могу Вам дать, но и этого мало.

ЛЮК.