Змея Давида (СИ)

– Вот и замечательно. Надеюсь, идиотских вопросов, зачем я тебя сюда притащила, больше не будет. И можешь не орать – все равно никто не услышит, тут на десятки миль нет никакого человеческого жилья. И молись Мерлину или Мордреду, кому хочешь, чтобы у меня не сорвало крышу, и я не принялась резать тебя на ленточки раньше времени, ублюдок! – Убьешь меня? – в голосе Розье почти не было страха, только обреченность. – Тогда вперед, не понимаю только, зачем весь этот спектакль! Пусти мне «Аваду» в лоб или запытай «Круциатусом» до смерти, но за каким гоблином все эти декорации? Или без них у тебя кишка тонка?

Диана хмыкнула. Вернувшись к своему занятию, она ровным тоном, будто объясняя урок, ответила:

– Знаешь, я не буду сейчас распинаться перед тобой, объясняя смысл моих манипуляций. Не буду пытаться тебя убедить в том, какая ты мразь, потому что это бессмысленно – ты все равно не проникнешься моими доводами. И уж тем более не стану посвящать тебя в то, почему я не могу просто, без затей тебя прикончить, потому что это – не твое собачье дело. Просто хочу, чтобы, сдыхая, ты не только порадовал меня, но и принес кое-какую пользу. А теперь заткнись и не отвлекай меня. Имей мужество хотя бы сдохнуть как мужчина.

Когда весь порошок был высыпан, Диана вынула палочку и тем же «Мобиликорпусом» приподняла Розье и перенесла его в самый центр пентаграммы, с наслаждением сделав так, чтобы тот кулем грохнулся прямо на землю. Он глухо вскрикнул от боли, но тут же затих, тяжело дыша.

А Диана отошла от него на несколько шагов, спрятала палочку и снова вынула нож. Сердце бешено забилось, и она, будто в нерешительности, застыла с занесенным над своей левой рукой кинжалом, прикрыв глаза. Наконец, сделав несколько глубоких вдохов, прошептала первые слова заклинания и легко провела острием по запястью. Тонкий порез тут же взбух темной кровью, по ладони побежали противно горячие струйки, и Диана, подойдя к нижнему краю пентаграммы, принялась капать своей кровью на изображенные там символы.

Она замолчала и перевела дыхание. Первый этап обряда был завершен. Ей вдруг стало легко и спокойно, словно то, что она сейчас делала, было знакомо, привычно, а главное – правильно. Кураж от осознания неограниченной власти над врагом и желания мучить исчез, уступив место холодной собранности и готовности любой ценой довести начатое до конца.

Она шагнула к Розье, зажмурилась и принялась шептать следующее заклинание. Вокруг вдруг стало странно тихо, ночной ветер сменился совершенным штилем, словно в пустой стеклянной банке, а температура воздуха упала градусов на пять. Диана поежилась, но, не сбившись ни на мгновение, продолжала произносить неведомые ей слова на мертвом языке.

Когда стихло последнее слово, Диана открыла глаза и посмотрела на лежащего Розье. Тот смотрел на нее, молча, но с непередаваемым ужасом во взгляде, глаза его расширились так, что, кажется, занимали почти половину лица. И эти глаза сейчас, казалось, заслонили собой весь окружающий ее мир. Глаза человека, которого она сейчас убьет. Не в схватке, не благородной «Авадой» в сердце, а ножом по горлу, словно барана на бойне. Ей стало противно от этих мыслей и она нерешительно замерла над ним, сжимая нож ледяными пальцами и глубоко дыша.

Она готова была поклясться, что еще немного – и ее рука, занесенная над Розье, бессильно опустилась бы, но в этот момент она услышала уже знакомые слова, сказанные неживым, не мужским и не женским голосом: «Верни мне долг – и мальчики в вашей семье перестанут умирать».

Она вскинула голову, надеясь снова увидеть странную фигуру в сутане с лицом боттичелливского ангела, но ее не было, просто слова эти звучали в ее голове. Неужели по-другому нельзя, шевельнулась паническая мысль, но тот же голос внутри нее произнес: «Он убил твою мать, пусть хотя бы спасет твоего сына». Превозмогая нарастающую дрожь в руке, Диана поднесла лезвие ножа к шее Розье и резко полоснула по беззащитному горлу.

Розье издал странный булькающий звук, кожа на его шее разошлась, открывая длинную зияющую рану, вызывающе темневшую в неверном свете чадящих самодельных факелов, а кровь, брызнувшая в стороны, попала Диане на джинсы. Она невольно отскочила, не отрывая взгляда от Розье, который с хлюпаньем пытался втягивать в себя воздух и откашливал его с жутким хрипом, вызывающими не жалость, но желание заткнуть уши и отвернуться.