Большинство преподавателей относились к ней с симпатией, как к любой прилежной и способной ученице. Большинство, но не ее собственный декан. Диана для Снейпа была самой раздражающей из всех слизеринских учеников, раздражающей тем, что, во-первых, никогда не могла удержаться от того, чтобы не «сверкнуть интеллектом», когда ее мнения никто не спрашивал, во-вторых, в ответ на язвительные замечания не молчала, а сразу начинала спорить.
Диана давала себе слово держать язык за зубами, что бы там ни сморозил Снейп в ее адрес, не перебивать его во время объяснения материала вопросами, которые казались ей важными и не задирать руку с видом человека, знающего все на свете и даже больше. Когда ей это удавалось, поток язвительных замечаний в ее адрес от профессора обычно иссякал, но ее терпения хватало буквально на пару уроков. Потом она снова лезла на рожон со своим «авторитетным мнением» и послушно отсиживала вечера в компании молчаливого зельевара, отдраивая котлы без помощи магии. В конце концов, эти отсидки стали таким обычным делом, что Диана даже перестала воспринимать их как наказание. Правда, на снятие баллов за ее выпендрёж Снейп тоже не скупился, что было редкостью, обычно такой чести удостаивались студенты Гриффиндора, но не Слизерина.
Вот и сегодня Диана приготовилась к тому, что ее опять оставят после уроков, но причиной на этот раз будет не сам Снейп, а этот придурок Перкинс. Дав себе слово не поддаваться искушению надеть ему котел на голову, Диана со всем возможным усердием приступила к созданию Раздувающего зелья. Ее старания возымели весьма внушительные результаты – всего за половину отведенного времени ей удалось сварить его настолько прилично, что даже Снейп не нашел к чему придраться. Но зато он нашел, чем занять ее на оставшиеся пол-урока.
– Беркович, помогите Перкинсу доварить зелье. Боюсь, что самостоятельно он провозится до Второго пришествия. Вам все равно нечем заняться.
«Не было печали…» Диана сквозь зубы и с раздражением принялась подсказывать Перкинсу, что надо добавлять и в каком порядке. Но этот упырь вместо благодарности только скалился и пихал ее в бок кулаком размером с грейпфрут.
И Диана разозлилась. Ей стало все равно, пусть Снейп оставляет ее сегодня, напугал, тоже мне! И, воспользовавшись моментом, когда Перкинс отвернулся, она сунула руку в карман, вынула оттуда горсть молотого «чили» и сыпанула в котел Перкинса.
Эффект превзошел все ее ожидания! Мощная струя цвета желчи взвилась под самый потолок, обляпала его и разлетелась ароматными брызгами по классу, осев живописными пятнами на мантиях студентов и их лицах. К счастью, зелью так и не суждено было стать Раздувающим, поэтому дело ограничилось только ожогами. Несколько капель долетели и до Снейпа и украсили его черную мантию. Перкинсу же досталось больше всех – ему обварило руки и уделало всю мантию с головы до ног.
Начавшийся было в классе «детский визг на лужайке» моментально стих, как только Снейп с белым от ярости лицом повернулся к ученикам. Диана постаралась изобразить глубочайшее изумление, честно глядя в мрачные черные глаза «любимого» преподавателя. Но, как всегда, обмануть Снейпа ей не удалось, она лишь в очередной раз убедилась, что «Гроза и Ужас подземелий» умеет читать чужие мысли.
Подойдя к ней, Снейп уставился на нее в упор и тихо, почти ласково, спросил:
– Ну?
Диана только неопределенно пожала плечами:
– Сэр, я не знаю, что Перкинс туда бросил, я только подсказывала ему… – Это она всё!- завопил ошпаренный Перкинс. – Марш в Больничное крыло! – рявкнул на пострадавшего Снейп, затем больно схватил Диану за руку повыше локтя, тряхнул ее и процедил: – Это ваша работа, мисс. У этого олуха ума бы не хватило устроить такой фейерверк. Так что вы бросили в его котел? – Ничего, сэр, – Диана была готова упираться до последнего.
Бесполезно. Снейп отпустил ее левую руку, взял правую и начал пристально изучать ее ладонь. Поднеся к носу, принюхался и спросил:
– Чили? – после чего, посверлив ее взглядом, вынес вердикт: – Сегодня в шесть вечера, здесь.
На четвертом курсе Диана научилась воспринимать неприязнь к ней Снейпа как должное, а тот, кажется, смирился с тем, что ее легче не замечать, чем пытаться перевоспитывать. Теперь если он и устраивал ей отработки, то как-то по инерции.