Змея и Ворон

– Так и есть, зависимость обессиливает. Изнутри человек с проблемой уже сам не справится. Поэтому я с такой благодарностью вспоминаю Инкриза. Пусть он был чудовищем, но это чудовище помогло мне собрать себя по кускам. Теперь эта проблема в прошлом.

– Говорят, бывших наркоманов не бывает.

– Говорят. И это правда.

Александра с удивлением взглянула на Ворона:

– Разве ты не логичнее отрицать мной сказанное?

– Замалчивание и отрицание проблем, по моему глубокому опыту, результатов не дают. Знаешь, с чего начинается решение любой проблемы?

– С признания её наличия.

– Правильно. Ну, так вот, вернёмся к нашим баранам-наркоманом. Тут как девственности лишиться – раз попробовал, хочется всегда.

– А на что это похоже? Ну, когда ты под кайфом?

– Думаю, у каждого индивидуально. В моём случае сознание затуманивалось и становилось не так тошно смотреть на всё вокруг, – лицо Лоуэла вновь потемнело. – Когда торгуешь собой, тебе часто приходится подпускать к себе не самых приятных, зачастую, психически нездоровых людей. К тебе приходят с тем, с чем к другим не сунутся, но раз они платят, то считают, что ты уже не человек, что у тебя нет сознания или чувств. Бывало так тошно, что в трезвом сознании не справиться. А тут доза – и тебе плевать. В голове мультики, ты словно не здесь.

– Ты принимал наркотики как обезболивающее? Можно сказать, по прямому назначению. Для этого они и были созданы.

– Это договор с дьяволом. Или нет, больше на кредит похоже. Вот тебе ништяки сейчас, а что будет потом – так ведь это когда будет? Сначала панацея – ведь тебе больше не больно, у тебя почти эйфория. А потом – отдача по счетам, с процентами. Ломка, синдром отмены, поиск средств на новую дозу – и ты как белка в колесе. В какой-то момент перестаёшь понимать, зачем такое существование вообще нужно. Обычно, на этой стадии случается передоза или самоубийство. Для большинства наркоманов это лучший исход.

– Как же ты соскочил?

– Я же рассказал – Инкриз посадил меня на цепь.

– Чем же он смог так тебя зацепить.

Он взглянул на неё и засмеялся, погладив по волосам, как кошку:

– Милая, он реально посадил меня на цепь. Запер в одном из подземелий, пролегающих под резиденцией Ордена Инквизиторов. Причём цепь была зачарована так, что блокировала мою магию, не позволяя освободиться. Очень скоро я взвыл от ломки и возжелал сдохнуть. Вот тут он и начал промывать мозги тем, что, мол, тупо сдохнуть без всякого толку. Если жизнь всё равно не мила, то её нужно слить с пользой для дела и высшей цели. Не снимая с меня цепи, меня учили драться. Физически. Это тянулось довольно долго, пока запертая во мне магия не сумела взломать зачарованный ошейник к чёртовой матери. Но к тому моменту у меня вполне себе развился синдром, который смертные называют Стокгольмовским.

– Чем больше тебя слушаю, тем больше ты меня пугаешь.

– Ты не выглядишь испуганной.

– А какой выгляжу?

– Любопытной, – усмехнулся Ворон и крепче обнял её.

– И после Инкриза ты к своим дурным привычкам не возвращался?

– Возвращался, – вновь прозвучал прямолинейный, не утешительный ответ. – – После его смерти.

– А как он умер?

– Мы убили его. Вместе с Адейром. Нам пришлось. Хотя, если уж быть точным, он пожертвовал собой, чтобы спасти нас. Потом его внучка со своим кузеном, за которого она вышла замуж, покинули Магическое Сообщество, а меня засадили в тюрьму по обвинению в шпионаже для Инквизиторов и осуществления попытки убийства. Спасло вмешательство Кина, официально признавшего наше родство. Кин нанял лучших адвокатов, подкупил судей, меня вытащили. Официально я не ведал, что творил, а потому не мог в полной мере отвечать за свои действия.

– Но отчасти так оно и было. Инкриз промыл тебе мозги.

– Это стало неважным. У меня не оставалось ничего, за что стоило бы цепляться. Отца я не любил, уважать его не получалось, Инкриз перед смертью выказал лучшую часть своей натуры, но вместе с ней я так же понял, что был для него лишь разменной монетой, средством добраться до вожделенной цели – его внучки. Проживи он дольше, он уничтожил бы меня собственноручно, в этом я теперь не сомневаюсь. Но я-то привязался к нему вполне искренне и всей душой. А Вероника считала меня врагом, Адейру на меня было просто наплевать. Вот так встаёшь утром и не понимаешь, зачем, собственно, тянуть день до вечера? Полная пустота. А просто сдохнуть – как-то пафосно и до смешного мелодраматично. А вот наркотики убивают медленно, исподволь. Мысли и чувства постепенно покидают тебя – тотальная анестезия.

– Кто во второй раз запирал тебя, заковывая в кандалы? Ирл Кин?

– Не смешно. Он даже ничего и не заметил. Нет, во второй раз приходилось справляться со всем самому.

Александра в задумчивости водила ногтем по его плечу:

– Ты хочешь сказать своим рассказам, что вернуться к вредным привычкам тебя подталкивают внешние событий в твоей жизни? И если всё будет хорошо – с этим тоже всё будет хорошо?