– Ну да, я знаю, что эти мошенники-гурнахцы ненавидят моего старого приятеля, но это не их стиль, они предпочитают ножи или камни. А тут смахивает на что-то посерьёзнее. Чем вы с профессором занимались в последнее время, миссис Амелия? Или этот юный паршивец Рамзес в очередной раз во что-то вляпался?
У меня возник соблазн рассказать ему о своих подозрениях, но я не посмела. Я обелила Рамзеса, как смогла, но ответила, что не могу объяснить происшедшее.
Сайрус был слишком проницателен, чтобы принять это – или, может быть, знал меня достаточно хорошо, чтобы почувствовать мои колебания. И к тому же – слишком джентльменом, чтобы поставить под сомнение мои слова.
– Хорошо, я изложу вам свои мысли. Он не мёртв. Иначе его бы... э-э... уже нашли. Значит, стоит вопрос о выкупе. А иначе зачем держать его в плену?
– Есть другие причины, – ответила я, подавляя дрожь.
– Выбросьте это из головы, миссис Амелия. Деньги – неизмеримо более мощный стимул, чем месть. Готов поспорить, вы получите записку с требованием выкупа. А если нет, то сами предложим вознаграждение.
По крайней мере, это предложение позволяло хоть что-то предпринять. На следующий день каждое дерево и каждая стена в Луксоре украсились поспешно отпечатанными плакатами. По причинам, которые я не могла объяснить Сайрусу, я не ожидала результатов. И действительно, известия, полученные нами в тот же вечер, к нашему предложению имели крайне отдалённое отношение, если вообще имели.
Их принёс оборванный
Мы отпустили гонца с обещаниями неисчислимых богатств, если он сможет предоставить любые дополнительные сведения. Я думала, что он честен. Но, даже если и ошибалась, то с большей вероятностью получила бы что-то, обещая взятку, а не наказание.
Мы с Сайрусом сидели в библиотеке. Посланник ушёл, а я непрестанно вертела письмо в руках. Оно было адресовано мне, а сам адрес написан большими печатными буквами. На конверте значилось название одного из отелей Луксора.
– Если вы хотите прочесть его в одиночестве...– начал Сайрус. Он попросил у меня разрешения курить и вытащил одну из своих длинных тонких манильских сигар.
– Я не решаюсь по другой причине, – призналась я. – Я боюсь открыть его, Сайрус. Это первый луч надежды, пробившийся ко мне. И если он окажется ложным... Но такая трусость недостойна меня.
И твёрдой рукой вскрыла конверт.
Я дважды прочитала письмо. Сайрус держал язык за зубами, прилагая, должно быть, незаурядные усилия, потому что, когда я взглянула на него, он наклонился вперёд с напряжённым выражением лица. Я молча вручила ему лист.
Я могла отдать его и человеку, которому доверяла меньше, нежели старому другу, не опасаясь раскрыть смертельную тайну. Мне никогда ещё не приходилось читать послание, составленное в таком учтиво-злодейском тоне и содержавшее так изящно завуалированные угрозы. Я чувствовала себя заражённой от простого прикосновения к бумаге.
Сайрус швырнул бумагу на пол.
– Амелия! – с горечью закричал он. – Ведь вы не пойдёте, правда? Ведь вы не позволите себе такую непревзойдённую глупость?
– Почему же, Сайрус?! – воскликнула я.
Мой друг выхватил огромный снежно-белый льняной платок и вытер лоб.
– Простите меня за эту вольность.