– От меня самой, – усмехнулась она.
– Не хочешь говорить? – с обидой в голосе спросил он.
– Поздно уже. Я вам потом все обязательно расскажу. Кстати, с днем вашего рождения, Владимир Александрович. Я вас первой поздравляю. Желаю здоровья и хорошего настроения, а все остальное мы на базаре купим.
Все принялись дружно поздравлять юбиляра.
Здоровяка освободили от скотча, и он без посторонней помощи поднялся с пола, но потом еще несколько минут потирал затекшие руки и, морщась от боли, с недовольной миной трогал здоровенную шишку на затылке.
Анна Тихоновна принесла бутылку коньяка и бокалы. Всем налили, даже телохранителю, выпили за здоровье юбиляра. Потом Тарасюк и Бульбенко пошли к себе. Марина принесла одеяло и подушку.
– Пульхерия, а про какого Всеволода Вениаминовича Вольского вы тут говорили? – неожиданно поинтересовалась Клавдия Ивановна. – Володя, не тот ли это Вольский, из-за которого погиб мой отец?
– Клава, поздно уже, – Владимир Александрович обнял жену, – все устали. Мы об этом завтра поговорим.
– А почему завтра? Я хочу сейчас, – капризно надув губы, словно маленькая девочка, запротестовала Клавдия Ивановна.
– По этому поводу я с вами сама хотела поговорить, только после празднования, – сообщила Пульхерия, – давайте оставим все до утра. У меня от усталости все мысли в голове путаются.
Клавдия Ивановна пожала плечами и вышла из комнаты, но Пульхерия видела, что сделала она это с большой неохотой.
С утра Анна Тихоновна всех загрузила работой, и Пульхерии некогда было поговорить с Клавдией Ивановной. Она то чистила картошку, то разделывала селедку, то замешивала тесто. Владимир Александрович, как проснулся, сел возле телефонного аппарата, который с раннего утра звонил беспрестанно. Прислали даже телеграмму с поздравлениями от мэра.
Гостей ожидали немного: пара давних друзей с женами, нынешний главный редактора журнала, в котором Владимир Александрович проработал много лет, без жены и старший сын Марины с женой и дочкой.
Первым прибыл Семен Кузяев с супругой Иоландой Марленовной. Семен Васильевич был в свое время известным литературным критиком, с ним все предпочитали не ссориться, но с Владимиром Александровичем они действительно были очень дружны. Ходили друг к другу в гости, а Иоланда Марленовна с Клавдией Ивановной были лучшими подругами.
Семен Васильевич свою жену называл ласково Ладусей, а Марина за глаза звала Дуськой. Она ее терпеть не могла, и Пульхерия тоже. Но «показывать свой характер» мать Марине строго-настрого запретила еще в ранней молодости, этот же запрет относился и к Пульхерии.
Иоланда Марленовна была дамой манерной. Она пила чай, отставив мизинец далеко в сторону, с ножом ела даже котлеты, отправляла в ярко-малиновый рот малюсенькие кусочки и через каждую минуту, сложив губы куриной гузкой, промокала их салфеткой. После обеда грациозно стучала папиросой «Казбек» по крышке коробки, потом вставляла ее в длиннющий мундштук, закуривала и деликатно в сторону выпускала уголками губ огромные клубы дыма.
Ее мать была из купеческой семьи и окончила институт благородных девиц, а отец, как говорила сама Иоланда Марленовна, был «революционЭром». В некоторых словах она произносила «Э» вместо «Е»: патЭфон, шинеЭль, пионЭр, селекционЭр.
Она очень любила рассказывать молодежи о героическом прошлом своего отца, который участвовал в Перекопо-Чонгарской операции, после которой взял себе революционный псевдоним Марлен Чонгарский. Это была единственная деталь, которая повторялась во всех ее рассказах. Все остальные подробности совершенно не походили на предыдущие. В ее повествовании каждый раз появлялись новые эпизоды, которые подозрительно напоминали показанный накануне фильм о революционном или военном прошлом нашей страны.
Однажды Иоланда Марленовна в сто первый раз поведала Пульхерии, что в ее шкафу до сих пор хранится шинЭль, в которой папа брал Перекоп. Пульхерия в сто первый раз выслушала ее и, даже не стараясь скрыть иронии, заявила, что после ее патриотических рассказов она просто влюбилась в духи «ШинЭль № 5». Иоланда Марленовна сделала вид, что иронии не поняла, окинула ее презрительным взглядом и процедила сквозь зубы:
– Деточка, – всех, кто был моложе, она называла деточками, – не «ШинЭль № 5», а «Шанэль № 5». Кстати, у тебя хороший вкус – это и мои любимые духи.
Выйдя замуж за Семена Кузяева, эта женщина взяла себе двойную фамилию Чонгарская-Кузяева и посвятила всю свою жизнь мужу, так как более посвящать ее ей было некому. Иоланда Марленовна часто повторяла, что ради своей любви к Семену она отказалась от детей, при этом было совершенно непонятно, что это означает: она не захотела иметь детей или не могла?