Змеям слова не давали, или Попаданка на тропе еды

Уж не знаю, что там надумал себе этот гном, но из-за всяких государственных проверок за годы моего предпринимательства, я привыкла, что все те, кто приходит со своими вопросами, только и думают на самом деле, как бы отжать у тебя бизнес, деньги, настроение, да и в целом использовать твои ресурсы. Так что сейчас, вспомнив все эти случаи, включаю режим “защита равно нападение” на полную мощность. Но как назло все мои примененные техники подавления чужого личного пространства не возымели нужного эффекта. Видимо, работая с этим змеелордом неприятным, мужик настолько привык, что все собеседники выше и крупнее, что ни моя разгневанная моська, ни даже недовольная морда Зинки, нервно бьющей меня хвостом по плечу, вообще не пугают этого гнома. Он смотрит на нас со скепсисом и тщательно скрываемым ехидством.

— Ну что? Вы поняли? — вдруг говорит он, и только в этот момент я понимаю, что, углубившись в свои мысли, полностью прослушала суть его претензий.

Ну как, не его, а змеелорда, но не суть.

— Что? — переспрашиваю с таким лицом, что мужик закатывает глаза, словно не удивлен.

Он вздергивает бровь, а затем, вздохнув, достает из-за пазухи пергамент-письмо и начинает зачитывать:

“Елинария Безетерами, урожденная дочь Мильда Безетерами, владелица таверны “У Безетерами”, обвиняется в краже фамильного брачного кольца его высочества наследного принца Шшариана аль Мин Шихарра. Дабы избежать огласки и отправки на каменоломни, надлежит в течение суток вернуть кольцо хозяину, а также заплатить за моральный ущерб сто золотых”.

Я в этот момент выпадаю в осадок, а Дворф скручивает пергамент, а затем прокашливается и говорит мне уже более сочувствующим тоном:

— В таком случае мой лорд не подаст на вас в суд, а там уж, сами понимаете, — гном даже руки раскрывает, указывая на масштаб предполагаемых в будущем у меня проблем.

Я стону, поджимая губы. От стыда и злости мое лицо краснеет. Еще никогда меня не обвиняли в воровстве! Да это не слыхано просто! И тут, не успеваю я накинуться с ответными претензиями, как вдруг происходит то, что заставляет меня провалиться сквозь землю. Дверь нагло открывается шире, являя нашему взору нового члена этого спектакля.

— О, наконец-то ты, девка, гони давай мои пять золотых, ик, — заваливается внутрь пьяное тело.

Я отскакиваю, когда неприятное помойное амбре ударяет мне в нос. Ввалившийся и еле стоящий на ногах мужик пытается выпрямиться и выражается некультурными словами на всю округу. В таверне воцаряется полная тишина. Все находятся в шоке: и я, и Тиль, и Зинка, и уж тем более Дворф, помощник наследного принца. Только мужик, в котором я с трудом узнаю дядьку, которого видела издалека, пока наблюдала, как он отжимает золото у Тиля, хмельным голосом снова икает. Я беспомощно смотрю на Зинку, которая в этот момент в шоке глядит в мои глаза в ответ.

— А вы, неуважаемый, собственно говоря, кто? — нарушает тишину гном, надменным взглядом окидывая человека, похожего сейчас больше на бомжа.

— Я?! — тут же напрягается это тело, а после заваливается набок, отчего Тиль отскакивает поближе ко мне. — Да я… Да я! Да я хозяин, понял, ик?

Дворф морщится, а затем ехидничает:

— Что ж, значица, и долг в сто золотых с вас спрашивать мне?

Смысл его слов, видимо, отчетливо доходит до ушей лорда Девина, хотя тот сейчас на знать ну совсем не похож. Надобно и этот вопрос у Тиля затем уточнить.

— Слышь ты, недомерок, иди отседова подобру-поздорову, ик, — шатается, а все туда же, машет кулачищами, намекая Дворфу, что отделает его на раз-два. — Гони мне сто золотых!

— Но это мы господину должны, а не он нам, — подает вдруг голос до этого молчавший Тиль и тут же попадает под обстрел взгляда дядьки.

— Неуважаемый, — громко произносит Дворф, возвращая к себе все наше внимание. — Вы когда сюда шли, кхм, простите, ползли, внимания на герб кареты совсем не обратили?

И вопрос задан таким тоном, что даже почти ничего не соображающий Девин, шатаясь, отталкивает гнома и вываливается наружу. Мы тянем шеи следом, желая рассмотреть, что там, но из-за его спины ничего не разглядеть. Но увиденное явно впечатлило дядьку, что он аж почти протрезвел.

— Простите, ик! — бухается на колени, а затем тянет грязные лапищи к пиджаку гнома. — Я ж не знал! Не рубите голову, ик! Хотите, забирайте таверну, только пощадите!

Он так голосит, что у меня аж уши закладывает, прочищаю мизинцем и продолжаю наблюдать за представлением. Даже Тиль выходит из-за моей спиной и посмеивается в кулачок.