Змейка и крылья ночи

Хотелось бы, чтобы спасти ее было бы так же легко, как дать ее сердцу биться дальше. Матерь, как мне этого хотелось! Но запомнит ли она, что кто-то пытался? Что кто-то считал ее жизнь ценной?

Я машинально потерла кольцо на мизинце.

– Она не должна была здесь оказаться, – произнесла я.

– Это верно, – согласился Райн.

Откровенная ненависть в его голосе застала меня врасплох, она была настолько неожиданной, что меня рывком выкинуло из размышлений.

Я быстро посмотрела на него.

– Почему ты за мной следил?

Он поднял руки:

– Потише, змеюка.

– Это не ответ.

– Ты заходила в кварталы, когда я уходил. Мне стало любопытно. Может, даже немного тревожно, если ты не слишком оскорбишься от такого заявления.

Его голос зазвучал серьезно.

– Но я доволен, что это сделал. Вообще, я приятно удивлен такому повороту событий. Я… – Он покачал головой. – Я не думал, что в тебе такое есть.

– Почему? Потому что я принцесса Винсента?

Он скривился, но возражать не стал.

Я долго смотрела на него, прищурившись.

– Не понимаю.

– Чего именно?

– Приятно удивлен. Ты сказал, что приятно удивлен.

– И это правда.

– Не складывается.

– Почему? Потому, что я ришанское отребье?

Если он рассчитывал, что я вздрогну, как он, то я этого не сделала. Я просто смотрела на него в упор, сурово и не мигая.

Он вздохнул.

– Те, кого ты убиваешь… они того заслуживают. Иначе они никогда не остановятся.

– Но они вампиры.

– Да.

– А это – люди.

– Я вижу.

Повисла пауза, пока я безуспешно пыталась сформулировать свое недоумение.

Он снова вздохнул, словно эта дискуссия начала его утомлять.

– Неужели это настолько недоступно пониманию?

Да. Недоступно. Это просто… противоречило миропорядку в Доме Ночи. Да и во всех Обитрах.

– Конечно недоступно, – сказала я.

Этот ответ, кажется, его раздосадовал.

– Неужели настолько невозможно поверить, что я питаю уважение к человеческой жизни? – отрезал он. – Я же, гори все огнем, сам был одним из них!

У меня был полуоткрыт рот, я готовилась выдать какое-то резкое возражение, которое немедленно забыла. Я стояла молча, изумленная до потери дара речи.

Ржаво-красные глаза Райна лучились от удовольствия.

– Принцесса, как приятно тебя ошеломлять!

– Ты обращенный…

– Да.

Обращенные вампиры встречались крайне редко, особенно в Сивринаже. Те немногие, кому удалось пережить этот процесс и остаться в живых, обычно плохо приспосабливались к своему новому существованию. А вампиры Дома Ночи – известные своей нелюбовью к чужакам – вовсе не были склонны превращать еду в равных себе.

Мне не приходило в голову, что Райн может быть обращенным. Но теперь многое встало на свои места. Его странный небрежный вид. Его категорически невампирское чувство юмора. И представления – постоянные спектакли, как будто он должен был что-то кому-то доказать. Как будто ему надо было научиться носить разные маски.

Эта легкая довольная улыбка померкла, оставив после себя что-то надрывное и саднящее.

– Сколько веков прошло, а все так же гадко. Легче не становится.

Я чуть не сказала: «Хорошо».

Надеюсь, я все так же буду считать это гадким, когда стану как они, и никогда не откажусь от этой части себя. Мне часто думалось, что сбросить свою человеческую сущность, как змея – старую шкуру, это очень небольшая цена.

Пусть даже здесь и сейчас от одной идеи становилось тошно.

Я помалкивала. Никогда не произнесу эти мысли вслух.

– Сколько времени ты уже этим занимаешься? – спросил наконец Райн.

– Не знаю, – солгала я. – Несколько лет.

Шесть лет, два месяца и четырнадцать дней.

– И видимо, стоит предположить, что наш великий спаситель ночерожденных ничего не знает.

Я стрельнула в него предостерегающим взглядом.

Он рассмеялся, так что чуть-чуть стали видны заостренные зубы.

– Знаешь, отчасти я хотел, чтобы мы были союзниками, из-за этого взгляда. Это с ума сойти какое лицо. Оно такое… такое…

Все черты его оживились, словно он собирался изобразить меня, но потом – весьма благоразумно – решил этого не делать.

– Ладно, забудь.

Я могла промолчать, но почему-то ответила:

– Нет. Винсент не знает.

Почему я в этом призналась? Хотела что-то ему доказать? Доказать, что я больше чем послушный домашний зверек Винсента?

– Это вызвало бы политические проблемы, – продолжила я. – Так лучше для всех.

Совершенно справедливое замечание. Винсент не мог попустительствовать, даже негласно, моим похождениям в человеческих кварталах. Так же как не мог разрешить никаких официальных действий ради меня на ришанской территории. Я буду вольна поступать по собственной инициативе, когда буду настолько сильна, что меня при этом не убьют.

Я воздержалась от уточнения, что, если бы Винсент знал о моих мелких увлечениях, он бы, помимо прочего, запер меня в комнате навечно.

– Ну да, верно…

Судя по интонации, я его не убедила.